Отправлено: 21.12.09 20:31. Заголовок: Герб дружбы

ГЛАВА 1.
В которой мы узнаем о тайнах, которые порой хранят старинные сундуки.


В то утро Рене проснулся от резкой трели мобильного телефона.
Открыв глаза и бросив беглый взгляд на электронный будильник, он увидел, что тот выключен. «Света, что ли нет?» - подумал Рене.
Мобильник при этом орал, даже не думая замолкать.
- Да, я слушаю… - сонным голосом ответил он, наконец, настырному звонившему.
- Рене! Какого черта ты до сих пор не в редакции!? - орал на том конце главный редактор газеты «Le Monde», в которой Рене работал вот уже почти 6 лет. Он отвечал за новости мира науки, за изобретения и все новое, что рождал человеческий ум.
Рене, а точнее Рене Эрблесу, было 35 лет, он жил в одном из престижных округов Парижа – Дефанс. Десять лет назад ему в наследство от деда досталась недурная двухэтажная квартирка в одном очень милом доме. Рене жил на первом этаже, где так же располагалась и кухня, на втором этаже была комната для гостей, небольшая оранжерея, где он летом любил расположиться за ноутбуком и писать. Над вторым этажом располагалась еще небольшая мансарда. Рене как-то заглянул туда и увидел множество старинных вещей, видимо принадлежащих еще даже не его деду, а скорее всего более далеким предкам. Внимание Рене привлек большой кованый сундук, который он попытался открыть. Но наглотавшись многовековой пыли и попутно уронив на ногу старинную печатную машинку, он бросил это занятие и больше в мансарду не поднимался.
- Твой материал должен был лежать у меня на столе два часа назад! – продолжал орать в трубку главред.
Рене включил мобильник на громкую связь и подошел к окну.
«Мама родная!!!» - пронеслось у него в голове, когда он увидел представшую его взору картину.
Вся улица по самые карнизы первых этажей была заметена снегом.
Конечно, в декабре в Париже снег не был редкостью, тем более за неделю до Рождества, но чтобы в таких количествах??? Рене, наконец, понял причину отсутствия света. Кроме того, на том месте, где еще вчера вечером стояла его машина, он увидел внушительных размеров сугроб.
- РЕНЕ! ТВОЮ МАТЬ! Ты меня слушаешь? – главред уже начал терять терпение, за последние минут десять не услышав ни одного ответа.
- Да, месье Алан, конечно слушаю. Только вот одна проблема…
- Какая еще проблема?
- Вы в окно смотрели? При всем моем желании я не смогу выбраться из дома в ближайшие несколько часов. А проспал я по причине природной катастрофы под названием снег… который вырубил электричество в моем районе, и как следствие, лишил дееспособности мой будильник.
- Только это тебя и оправдывает, Рене – главред, наконец, стал потихоньку смягчаться, понимая, что в данной ситуации вины Рене действительно не было. – Хорошо, я переношу твою статью в завтрашний номер. Тем более, что почти весь сегодняшний будет посвящен снегопаду. В городе транспортный коллапс, закрыты аэропорты, половина Парижа сидит без света.
- Все это, месье Алан, я сейчас испытываю на собственной шкуре – ответил Рене, наблюдая, как сосед из дома напротив, аптекарь месье Родеск, пытается откопать свой «Фольсваген».
- В общем, Рене, я делаю поправку на погодные условия, но как хочешь выкручивайся, а твоя статья должна лежать у меня на столе не позднее семи часов вечера.
- Но… - начал было Рене.
- Я сказал тебе – как хочешь выкручивайся… Вспомни школьный курс чистописания. – и главред положил трубку.
«Мда…» - Рене с грустью взглянул на потухший экран ноутбука. Там, в недрах этого изобретения человеческой мысли, спокойненько хранилась его статья, которая и была нужна главреду. Но как ее оттуда вытащить? Когда дадут свет – неизвестно. Может, через пару часов, а может и через несколько суток. Непрекращающийся обильный снегопад за окном больше склонял к пессимистическому варианту развития событий.
Слава Богу, отопление присутствовало. Рене налил в чашку холодной воды и поставил ее на батареи, чтобы пить не совсем уж холодный кофе. Надо было срочно что-то придумать… Пока «грелся» кофе, он направился в ванную. Вода, слава Богу, тоже присутствовала.
Содержание статьи он помнил очень хорошо, но перспектива переписывать все руками его совсем не прельщала…
И тут, за чисткой зубов, ему в голову пришла гениальная мысль…
ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА В МАНСАРДЕ!
Ну, конечно! Та самая, которую он уронил себе на ногу, пытаясь открыть кованый сундук.
Правда, он никогда раньше не пользовался таким раритетом, но чего только не сделаешь, когда в спину, можно сказать, дышит строгий главред, подгоняя с материалом, а природа вместо помощи только ставит палки в колеса – точнее в руки и ноги…
Выпив чуть теплый кофе, Рене отправился в мансарду.
Поднявшись наверх, он открыл дверь, которая жалобно скрипнула по причине редкого использования. Войдя внутрь, он почему-то испытал странное ощущение, подобное тому, которое появляется, когда душа прикасается к какой-то тайне или находится в предвкушении ранее неизведанного…
Он взял печатную машинку и уже собирался уходить, как взгляд его снова упал на тот самый кованый сундук… Он словно магнит притягивал Рене…
Рене поставил машинку у входа и подошел к сундуку.
Присев на корточки, он стал рассматривать замок. Ключа, понятное дело, у него не было. Рене оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь ему. Он заметил на одном из старинных столиков нож. Красивый кованый нож с инкрустацией и парой красных камней (может, это настоящие рубины – подумал он) в его руках снова вызвал то необъяснимое ощущение предвкушения тайны…
- Надо бы как-нибудь всерьез разобрать мансарду – подумал он вслух, понимая, что здесь может обнаружиться немало ценных старинных вещей.
Рене аккуратно подцепил ножом замок, чуть надавил и после небольшого усилия с его стороны замок приветливо щелкнул.
Рене откинул крышку сундука и замер…
Его взору предстало огромное количество писем, гравюр, старинных изображений. Тут же лежали книги. Рене аккуратно открыл одну из них и увидел год издания – 1625. Книга, судя по рисунку на обложке, была посвящена парижскому жизнеописанию того времени.
Рене уже собирался положить ее обратно, как край обложки отогнулся и он увидел пожелтевший от времени кончик листка бумаги. Рене аккуратно тем же инкрустированным ножом отпорол обложку и достал листок.
Его опять охватило волнение. Какой-то внутренний голос говорил, что как только Рене прочтет это, его жизнь изменится бесповоротно и уже никогда не будет прежней.
Он уже забыл, зачем поднялся в мансарду, забыл о статье и главреде. Он смотрел на письмо из прошлого и никак не решался его открыть.
Наконец, он развернул листок бумаги, который очень хорошо сохранился, несмотря на то, что пролежал в книге четыре столетия.
То, что предстало его взору, повергло Рене в шок… Уже после первых прочтенных слов он просто сел на пыльный пол, что называется, не веря своим глазам…

«Друг мой, дАртаньян… Пишу вам из Блуа, где гостил последнюю неделю у нашего с вами друга Атоса. Погода стояла преотличнейшая и я смог, наконец, прогреть свои старческие кости. Да, друг мой, дАртаньян, время берет свое и мы уже не те, какими были во времена наших былых приключений…
Вот кто прекрасно выглядит, так это наш Портос. Я был у него на прошлой неделе по дороге в Блуа. Рассчитывал пробыть у него пару дней, но вы знаете нашего Портоса – у него меньше, чем на неделю не задержишься. Но признаюсь вам, друг мой, нигде раньше я не пробовал таких прекрасных перепелов и не пил такого великолепного вина.
Думаю, эти перепела и это вино и поддерживают нашего Портоса в его прежней великолепной форме. Я рад за него… Чего не скажешь о нас, друг мой… Атос и тот сдает, я это вижу. Хоть и пытается держаться…
Увы, друг мой, вынужден ограничится коротким письмом в виду того, что уже достаточно поздно, а мне рано утром выезжать. Я возвращаюсь в Испанию. Я чувствую, что дни мои на исходе, а я должен закончить некоторые неотложные дела, прежде чем Господь призовет меня к себе…
Друг мой… только не грустите, прочитав эти строки… Мы не прощаемся, потому что там на небесах, мы однажды снова встретимся все вместе…
Я, как мы с вами и договаривались в Париже, передал Портосу и Атосу их части символического герба нашей дружбы, в котором разгадка тайны, известной только нам четверым… Ваша часть осталась у вас, а моя у меня…
Каждый из нас передаст их своим наследникам, и, кто знает, может однажды… много лет спустя… эти части снова объединятся в единое целое, открыв миру эту одну из, казалось бы, потерянных навсегда тайн…
Прощайте, друг мой дАртаньян… Хотя нет, не прощайте… до встречи…
И храни вас Господь…

Ваш верный друг Арамис, герцог дАламеда.»

Рене не знал, сколько он еще просидел, ошеломленно вчитываясь снова и снова в эти строки…
- Этого не может быть… - прошептал он.- Дюма выдумал своих мушкетеров. Это общеизвестный факт! И что же получается… - продолжал он, не выпуская письма из рук… - Получается, что те, кого считали выдумкой писателя, существовали на самом деле??? И не просто существовали, а есть еще и какая-то связь между одним из них и мной… Потому что подобное письмо не могло просто так оказаться именно в этом сундуке именно в мансарде моей квартиры, перешедшей мне по наследству от деда, который не имел привычки хранить чужие вещи.
Рене озабоченно потер лоб…
Печатная машинка, статья и главред давно уже были заброшены на самые задворки сознания. Сделанное им только что открытие вызвало в голове рой мыслей, которые он никак не мог систематизировать.
О каком гербе дружбы идет речь?
Что за тайну скрывает этот герб?
Как он выглядит?
Если он, Рене, один из потомков знаменитой четверки мушкетеров – значит, одна из частей должна быть где-то у него? Ведь, если верить письму Арамиса, все четыре части должны были передаваться по наследству.
И где оставшиеся части? Что они вообще из себя представляют?
И кто наследники других трех друзей? И где их искать?
Первое, что нужно было сделать – это понять, кто из четырех мушкетеров его предок. А для этого надо было найти изображение герба. И тогда, может быть, он догадается, какая из частей принадлежит ему, Рене.
В том, что увидев герб, он все поймет, Рене не сомневался. Как не сомневался в том, что наверняка уже не раз видел эту часть, просто не знал, ЧТО ИМЕННО у него перед глазами…


Продолжение следует...

 Отправлено: 22.12.09 06:13. Заголовок: писатель, идея прост..

писатель, идея просто потрясающая!

Скрытый текст

Сорри за офтоп, но не могу удержаться--мой племянник когда-то писал рассказ, ничего общего с мушкетерами не имеющий, но начинался он ну абсолютно точно так же--со звонка и диких криков главреда, Правда, заканчивался рассказ печально--племянника выгнали за опоздания и он отправился на Урал искать клады-;) спасибо, напомнили-;)

Можно вопрос? Не совсем понятно, из какого временного отрезка письмо Арамиса. если он писал из Испании, а Портос живой, то все тогда становиться еще более запутанным, или обьяснение будет в продолжении? В любом случае, здорово, еще, еще, еще!!!

 Отправлено: 22.12.09 06:42. Заголовок: Nika Арамис писал ..

Nika

Арамис писал еще не из Испании, а из Франции, из поместья в Блуа.
Скорее всего, моя трактовка событий в этом рассказе будет отличаться от трактовки Дюма. Это моя фантазия на тему, как это еще могло быть.

А в продолжении будет еще много чего неожиданного и интересного

 Отправлено: 22.12.09 07:55. Заголовок: писатель пишет: Ара..

писатель пишет:

цитата:

Арамис писал еще не из Испании, а из Франции, из поместья в Блуа.

Теперь понятно, спасибо.

 Отправлено: 22.12.09 12:58. Заголовок: ГЛАВА 2. В которой м..

ГЛАВА 2.
В которой мы впервые оказываемся в Париже 17 века и наблюдаем рождение Герба Дружбы.



ДАртаньян сидел за столиком в гостинице месье Бонасье и ждал своих друзей. Он до сих пор не мог прийти в себя после вчерашней стычки с гвардейцами у монастыря Бишо и последовавшей за этим вечерней встречи с королем.
Именно благодаря этой стычке несостоявшиеся соперники по дуэли – Атос, Портос и Арамис – стали его друзьями. Он восхищенно вспоминал благородство Атоса, в каждом движении и жесте которого угадывались дворянские корни, добродушие и мощь Портоса, который раскидывал гвардейцев, словно щепки, обманчивое изящество Арамиса, который с легкостью и непринужденностью отбивался вчера сразу от троих подручных Ришелье.
Эти люди вызывали в дАртаньяне искреннее восхищение. И сейчас, сидя в своей комнатушке, он благодарил провидение и Бога за то, что он послал ему этих людей.
На лестнице послышались шаги и раньше, чем открылась дверь, раздался мощный бас Портоса:
- Хозяин, я не понял? Вы еще здесь? Я, кажется, просил две бутылки лучшего бургундского!
Голос замер у самой двери и, помолчав мгновение, поправил сам себя:
- Нет, пожалуй, лучше три!
И довольный собой и жизнью Портос показался в дверях, надо сказать, с большим трудом умещаясь в проеме. Вообще Портос всегда и всем был доволен, за исключением моментов, когда в пылу драки вдруг резко заканчивались противники, а он только-только входил в раж.
- ДАртаньян! Дружище! – Портос радостно обнял гасконца, отчего кости последнего испуганно хрустнули. – Как ваше ничего?
- Портос! Как я рад вас видеть! – дАртаньян не менее радостно повис на шее мушкетера. – Вы знаете, я не спал почти всю ночь… Я в Париже не так давно, а уже столько всего произошло – и визит к господину дТревилю, и встреча с самим королем… А какая славная стычка с гвардейцами!
- Да… - Портос довольно усмехнулся в свои густые усы… - Славная была драка… Жаль только, что эти сморчки слишком быстро закончились. Я только, понимаешь, разогрелся…
Тут взгляд Портоса упал на стол, на котором лежал листок бумаги. ДАртаньян и сам не заметил, как в процессе своих размышлений он оказывается что-то бессознательно рисовал, словно само провидение водило пером по бумаге.
- Что это, дружище? – Портос разгадывал набросок.
И вместе с дАртаньяном стал рассматривать, что у последнего получилось. А на бумаге были изображены четыре перекрещенные крест-накрест шпаги, между которыми четыре пустых поля.
- Похоже на герб… - задумчиво пробормотал Портос…
Именно в таком задумчивом состоянии их и застал Арамис, неслышно подойдя со спины.
- Четыре шпаги, четыре души, четыре сердца… - нараспев произнес он.
Портос вздрогнул, что ему редко было свойственно, а дАртаньян от неожиданности поперхнулся пером, которое все это время задумчиво жевал.
- Арамис! Сколько раз я просил вас не подкрадываться, словно привидение из-за спины? Вы дождетесь, что я просто проткну вас своей Бализардой (так Портос любовно звал свою шпагу), приняв за вора или гвардейца кардинала! – Портос сверкнул глазами на друга, в которых читалось больше беспокойство, чем раздражение.
Арамис в ответ лишь кротко улыбнулся.
- Вы воистину аббат… - все еще возмущался Портос. – Все священники такие?
- Портос… Кротость и тихость порой бывают обманчивы – продолжал улыбаться Арамис.
- А при чем тут аббаты и священники? – не совсем понял мушкетеров дАртаньян.
- Это долгая история, дружище, на которую надо выделить отдельный вечер. – Портос и Арамис переглянулись, и когда последний еле заметно кивнул, Портос продолжил. – А пока что скажу вам, что наш друг Арамис сейчас уже служил бы аббатом в каком-нибудь монастыре, если бы несколько лет назад ненароком не убил на дуэли племянника одного высокопоставленного вельможи. Шум при дворе был большой и, чтобы спасти его от Бастилии, Атос каким-то чудом устроил его в роту мушкетеров господина дТревиля. Естественно, об аббатстве пришлось на время забыть.
- Я не мог оставить безнаказанным того, кто оскорбил женщину в моем присутствии… - было видно, что эти воспоминания неприятны Арамису. – Но однажды настанет день, когда я вернусь к тому, что является моим призванием, моей сущностью…
И Арамис словно ушел в себя, задумавшись о чем-то своем… Портос и дАртаньян переглянулись и решили не трогать его, пока тот сам не вернется к ним из своих воспоминаний и переживаний…
Так они и сидели какое-то время… Бонасье принес вина, которое Портос тут же откупорил и разлил по бокалам. Они с дАртаньяном выпили уже не по одному бокалу, когда вдруг…
- А кстати, где Атос? – встрепенулся Арамис, выйдя из задумчивости так неожиданно, что Портос поперхнулся вином. - Я думал, он уже здесь. По дороге я заходил к нему на квартиру, но мне сказали, что он час уже как ушел.
Портос уже открыл рот, чтобы в очередной раз добродушно пожурить друга, как в дверях раздался знакомый всем голос:
- Простите меня, друзья мои. Мне пришлось задержаться, чтобы решить некоторые неотложные дела. Еще раз приношу извинения, что заставил вас ждать. Что это? – уже подойдя к столу, Атос увидел тот самый лист бумаги с перекрещенными шпагами, который разглядывали Портос и дАртаньян, когда их напугал подкравшийся Арамис.
Теперь уже все четверо уставились на этот рисунок, какое-то время молча рассматривая его.
- А ведь это очень похоже на… герб… - лицо Арамиса озарилось внезапно посетившей его идеей.
- Именно… я тоже так сказал – поддакнул ему Портос.
Тем временем Арамис взял лежавшее на столе перо и, задумавшись на мгновение, в одном из свободных полей между шпагами начал рисовать католический крест. Атос, Портос и дАртаньян с нескрываемым интересом наблюдали за ним, ни о чем не спрашивая, хотя вопрос просто срывался с языка.
Когда, наконец, Арамис закончил, первым не выдержал Портос:
- И что это вы тут изобразили, любезнейший наш друг?
- Наш герб. – спокойно ответил Арамис.
- НАШ ГЕРБ??? – не сговариваясь, в один голос произнесли Атос, Портос и дАртаньян.
- Да. А почему нет? – Арамис оглядел друзей и те вдруг поняли, что возразить им, в общем-то, нечего… - То, что нарисовал дАртаньян, очень похоже на герб. Это заметили все мы. Так почему бы этому наброску и, правда, не стать нашим гербом – гербом нашей дружбы… Смотрите… Между четырьмя перекрещенными шпагами образовалось четыре свободных поля. Так пусть каждый из нас в одном из полей изобразит то, что характеризует его лучше всего, свой символ, так сказать…
Друзья поняли, что Арамис только что высказал простую, но гениальную именно этой своей простотой идею… И молча, один за другим они брали перо и заполняли свободные поля.
И вскоре их взору предстал рисунок, где между перекрещенных шпаг рядом с католическим крестом красовалась виноградная лоза, изображенная Портосом, знаменитый гасконский берет, нарисованный дАртаньяном, и белая лилия, изображенная Атосом.
Никто не спрашивал у других, почему именно этот символ был выбран для герба. Все понимали – всему свое время, даже объяснениям и тайнам…
Подумав еще какое-то время, Арамис снова взял перо и дописал над рисунком Unus pro omnibus (один за всех), а под рисунком omnes pro uno (и все за одного).

 Отправлено: 22.12.09 17:49. Заголовок: писатель , великолеп..

писатель , великолепно! Читала взахлеб!
Скрытый текст

Только в самом начале, монастырь не Бишо, а Дешо

 Отправлено: 22.12.09 20:14. Заголовок: ГЛАВА 3. В которой Р..

ГЛАВА 3.
В которой Рене узнает имя своего великого предка.


Перечитав не один десяток раз письмо, Рене задумался и огляделся вокруг. Он чувствовал, что изображение Герба дружбы где-то рядом… Оглядев все вокруг, он понял, что на тщательный обыск всей мансарды уйдет не одна неделя.
«Думай, Рене, думай…» - говорил он сам себе.
К слову говоря, он без лишнего хвастовства не мог отказать себе в наличии сообразительности и ума. Иначе бы он просто не смог через год после окончания журналистского факультета Парижского университета оказаться в штате знаменитой газеты «Le Monde». Кто-то скажет – повезло – но тогда можно было бы сказать, что Рене повезло во многом – и с внешностью: высокий статный брюнет с карими глазами и немного волнистыми волосами, и с родословной: Рене уже до этого дня знал, что происходит из древнего рода, но до сих пор деталями своего генеалогического древа особо не интересовался.
«А надо было бы…» - упрекнул он самого себя.
Он снова и снова перечитывал письмо Арамиса, надеясь увидеть в нем подсказку…
- Герб дружбы хранил какую-то тайну… и был разделен на четыре части. Значит… это не рисунок, а скорее всего это некая вещица… Гербы обычно имели вид заостренного внизу квадрата. – продолжал он рассуждать, оглядываясь беспрерывно по сторонам.
В какое-то мгновение его охватило отчаяние. От досады он ударил кулаком по крышке кованого сундука. И…
Как это часто бывает, великие открытия происходят по чистой случайности.
В крышке сундука что-то щелкнуло, и от боковой ее части отошла панель. Рене аккуратно вытащил эту панель и обнаружил внутри пустоту… Он понимал, что это не просто так, что это… ТАЙНИК. А в тайниках обычно хранят самые ценные вещи…
Сердце забилось так, что, казалось, сейчас вырвется из груди.
Он осторожно все тем же инкрустированным ножом пролез внутрь пустоты и… вскоре наконечник ножа наткнулся на что-то твердое. Вытащить это что-то можно было, лишь наклонив сундук набок. Сундук был очень тяжелым, но эта удивительная близость к тайне веков придала Рене неведомые ему ранее силы, и ему удалось немного накренить сундук. Этого оказалось достаточно, чтобы из пустоты медленно выскользнул…
Едва взглянув на выпавший предмет, Рене понял, что это…

ГЕРБ ДРУЖБЫ…

Дрожащими руками Рене поднял заостренный книзу квадрат из серого камня, на котором были изображены четыре перекрещенные шпаги, образующие между собой четыре поля. На одном поле была изображена виноградная лоза, на втором – берет, на третьем – лилия, и, наконец, на последнем – крест. В каждом из изображений было явственно видно, что там когда-то присутствовали камни (судя по всему, драгоценные, как предположил Рене), потому что остались углубления: на лозе в виде нескольких виноградин, на берете в виде помпона, на лилии в виде центрального лепестка, а крест, судя по всему, весь состоял из драгоценных камней или из одного искусно выделанного камня.
От подобной красоты, от осознания того, что этой вещи четыреста лет… у Рене потемнело в глазах и на какой-то момент ему показалось, он даже потерял сознание…
Немного придя в себя, он стал подробно рассматривать Герб, пытаясь понять, какая из четырех частей ему могла встречаться ранее. Мозг начал потихоньку закипать, и Рене решил сделать небольшой перерыв на кофе. Взяв с собой письмо и Герб, он спустился вниз, оставив печатную машинку на прежнем месте и, соответственно, напрочь забыв, зачем он изначально сюда поднимался.
Зайдя на кухню, он увидел, что дали свет. А значит, можно выпить нормальный кофе. Рене поставил турку на плиту и сел за стол, положив перед собой письмо и Герб.
Его не покидало ощущение, что он и правда раньше видел какой-то предмет, который имеет отношение к этому Гербу.
Какая-то необъяснимая сила подняла его на ноги и привела в комнату. У него возникло ощущение, что кто-то невидимый руководит сейчас его действиями и поступками. Рене решил просто подчиниться этой невидимой силе и покориться ее власти.
Его взгляд упал на ноутбук и он вдруг вспомнил о статье и главреде. На миг потеряв связь с невидимой руководившей им силой, Рене метнул взгляд на часы и понял, что до часа икс, назначенного главредом, оставалось полчаса. Он стремительно кинулся к столу, включил ноутбук, вошел в почту и отправил статью главреду, параллельно дописав в тексте сообщения – «Беру отпуск пока на две недели в связи с семейными обстоятельствами. При необходимости продления сообщу дополнительно». И чтобы не читать гневного ответа месье Алана, который, Рене был в этом уверен, не заставит себя ждать, выключил ноутбук.
И тут… Воистину неисповедимы пути твои, Господи…
Подняв глаза, Рене уткнулся взглядом в стену, на которой еще со времен его деда, жившего в этой квартире, висела картина, изображающая всадника в одежде монаха высшего сословия, стоящего перед группой людей с поднятым в вытянутой руке крестом…
Только сейчас, застыв взглядом на этой картине, Рене вдруг ВСЕ понял!
ИДИОТ! ОН ПРОСТО ИДИОТ!
Все это время разгадка тайны его предка была у него перед глазами.
Всадник-монах! Крест!
АРАМИС!!!!
У Рене от напряжения на лбу выступил пот. Он поднялся, не сводя глаз с картины, подошел к ней и руки сами собой стали аккуратно сантиметр за сантиметром обследовать раму. На боковой стороне картины Рене нащупал небольшой рычаг. Нажав на него, он почувствовал, как картина словно отошла от стены на каких-то пару сантиметров, словно сработала невидимая пружина. И что-то блеснуло в полумраке комнаты.
Осторожно протянув руку, Рене нащупал что-то твердое и холодное. Вытянув это что-то наружу, он с трудом удержался на ногах.
В своих дрожащих руках он держал… католический крест из красного драгоценного камня, судя по всему – рубина, ограненного изящным и неповторимым образом.
Все еще не веря, что ему удалось разгадать одну четвертую часть тайны Герба дружбы, Рене бросился на кухню и осторожно приложил крест в принадлежащее ему углубление на Гербе.
Крест ИДЕАЛЬНО вписался, тем самым доказывая, что Рене на правильном пути.

Кофе давно выкипел, а Рене все сидел и пытался уложить в голове только что сделанное им открытие – он, Рене Эрблес оказался потомком знаменитого Арамиса, мушкетера его величества Людовика XIII, епископа Ваннского, герцога дАламеда, оказавшегося не выдумкой Дюма-сына, а реально существовавшего человека…

 Отправлено: 23.12.09 13:29. Заголовок: ГЛАВА 4. В которой м..

ГЛАВА 4.
В которой мы узнаем тайну наследника Арамиса.


Уже начали сгущаться сумерки, когда Арамис подъезжал к поместью герцога и герцогини де Лонгвиль. Он возвращался в Нанси из Парижа, где был по делам аббатства.

В Париже он не мог не навестить своего друга дАртаньяна, которого не видел лет пятнадцать после того, как они расстались после осады Ля Рошели, до этого пережив вместе немало приключений. Заглянув в «Козочку», где по-прежнему обитал теперь уже капитан королевских мушкетеров дАртаньян, Арамис застал последнего у колыбельки очаровательной малышки.
- Какая красивая у вас дочь, друг мой… - не мог не восхититься Арамис.
- Да, дорогой дЭрбле… - возгордился дАртаньян. – Признаюсь, поначалу я немного расстроился рождением дочери, а не сына. Но когда увидел эти глаза… этот носик… эти кудряшки…
Арамис лишь улыбнулся, заметив, сколько нежности возникает в его друге-вояке при виде этого розовощекого комочка в кружевах.
Арамис погостил у дАртаньяна несколько дней и распрощался с ним, пообещав непременно написать ему от Атоса, к которому собирался заехать после Парижа.
Приехав к Атосу, аббат увидел последнего в обществе юного белокурого создания, носящего имя Рауль де Бражелон, граф де Ла Фер. Атос, не вдаваясь в подробности, а Арамис их и не выпытывал, признался, что Рауль – его сын. После Атоса, у которого он пробыл почти неделю, чем очень обрадовал своего друга, Арамис направился к Портосу. Раз уж он навестил двух своих друзей, было бы некрасиво обделить вниманием и третьего.
Портос встретил его крепкими объятиями, вкуснейшими перепелами, шикарным вином с собственных виноградников и… очаровательной дочуркой лет шести, которая резво скакала на лошади, со знанием дела владела шпагой и даже знала некоторые приемы рукопашного боя, в которых Арамис без труда угадал почерк Портоса.
Привыкший спокойно воспринимать любые события, Арамис, тем не менее, не смог скрыть удивления от такого «заразного» стремления своих друзей одновременно завестись потомством.
И вот сейчас, подъезжая к поместью де Лонгвилей, он даже немного взгрустнул при мысли, что у него, в отличие от его друзей, нет никого, в ком бы продолжала бурлить его жаждущая действий кровь.
Хотя в памяти до сих пор жили воспоминания о той страсти, с которой он единственный раз в своей монашеской жизни не смог совладать, около шести лет назад впервые побывав в поместье де Лонгвилей и познакомившись с женой герцога – Анной-Женевьевой. Это был единственный раз, когда в Арамисе разум проиграл чувствам. И вот сейчас ему предстояло снова увидеть Ее… Арамис удивился тому, что, кажется, волновался в ожидании этой встречи…

У парадной лестницы дворца его уже встречал сам герцог. Его слуги приняли у аббата лошадь, взяли его нехитрый саквояж.
- Шевалье! – герцог, улыбаясь, направился к дЭрбле. Арамис прекрасно знал цену этой улыбки. Впрочем, они оба прекрасно понимали, что терпеть друг друга не могут, но необходимость сотрудничества в рядах Фронды заставляла, что называется, делать «хорошую мину при плохой игре».
- Герцог! – не желая оставаться в долгу, улыбнулся в ответ Арамис.

Они прошли во дворец, обсуждая дела, приведшие аббата в поместье де Лонгвилей.
Они как раз решали финансовые проблемы, могущие возникнуть в ближайшее время, когда в залу, где расположились аббат и герцог, вбежал мальчишка лет пяти. Заливаясь смехом, он убегал от своей няньки, прячась за стулья, вазы и шторы.
Пока герцог, извиняясь перед аббатом, выговаривал покрасневшей от стыда няньке, мальчуган подбежал к Арамису и, доверчиво подняв на него глаза, протянул маленькую ладошку:
- Я Анли! А ты?
Арамис, смеясь, встретился глазами с мальчишкой и… замер душой и сердцем… Он смотрел в маленькие глаза напротив и боялся произнести вслух мысль, мелькнувшую в его сознании.
И тут он почувствовал на себе другой взгляд. Подняв глаза, он увидел Ее… Анна-Женевьева пришла на шум и сейчас стояла в дверях и смотрела на своего сына, протягивавшего свою ладошку Арамису. ДЭрбле поднялся и сделал шаг навстречу герцогине…
Аббат дЭрбле и Анна-Женевьева де Лонгвиль встретились взглядами, и каждый из них понял, что страсть, возникшая между ними шесть лет назад, не умерла, а просто спала все это время где-то в глубине их сердец… У Анны-Женевьевы сердце было готово вырваться из груди, стоило ей снова увидеть знакомую стройную фигуру Арамиса, его руки, лицо, глаза, губы…
Герцог тем временем продолжал выговаривать няньке, в упор не замечая того, что происходило между его женой и Арамисом. Маленький же Анри переводил свои маленькие карие глазки с гостя на мать, но по понятным причинам не понимал этой игры взглядов.
Арамис и Анна-Женевьева как раз вовремя успели взять себя в руки в тот момент, когда выдохшийся от нравоучений герцог вручил сына няньке и отправил их укладываться спать… Арамис с грустью посмотрел вслед мальчугану, сердцем, однако, чувствуя, что эта их встреча первая, но далеко не последняя… Маленький же Анри обернулся и серьезно посмотрел на аббата за мгновение, как закрылись двери залы.
- Прошу прощения, шевалье. – герцог подошел к Арамису. Было видно, что он, и правда, раздосадован произошедшим.
- Ничего страшного, герцог. У вас очаровательный сын. – дипломатично отреагировал Арамис, но Анна-Женевьева уловила в его словах нотки, предназначенные именно ей.
Они прошли в столовую, где уже был накрыт шикарный ужин. За ужином говорили о делах, о последних событиях в Париже, о новостях двора. Казалось, все забыли о случившемся, но это было обманчивое впечатление.
- Дорогой шевалье, я приказал приготовить для вас лучшие апартаменты в западном крыле. – герцог с трудом вставал из-за стола после плотного ужина. Вообще в плане внешнего вида он заметно проигрывал стройному Арамису, который с годами становился только все более привлекательным для женского взгляда.
- Благодарю вас, дорогой друг. – аббат мог бы быть примером дипломатии и любезности. – Думаю, что после сегодняшней утомительной дороги и такого великолепного ужина я буду спать без задних ног в любых апартаментах. – и он бросил мимолетный взгляд на Анну-Женевьеву, достаточно короткий, чтобы его не заметил герцог, и достаточно длинный, чтобы его перехватила герцогиня.
Они раскланялись и разошлись ко сну.

Герцог и герцогиня зашли к сыну, который уже сладко спал, затем герцог проводил жену до ее покоев и, попрощавшись до утра, они разошлись.
Анна-Женевьева вошла в свои покои, где ее уже ждала служанка. Она помогла госпоже приготовиться ко сну. Когда переодетая в черный шелковый ночной халат герцогиня сидела возле туалетного столика, служанка в покорном поклоне поинтересовалась – желает ли госпожа что-нибудь еще. Анна-Женевьева, улыбнувшись, ответила, что та может быть свободна до утра.
Закрыв за служанкой двери на ключ, она вернулась к туалетному столику и, устало положив голову на сложенные в молитвенном порыве руки, заплакала…

- Большой грех орошать такие прекрасные глаза слезами… - услышала она за спиной до боли знакомый голос.
Резко обернувшись, она увидела Арамиса, выходящего из-за портьеры. И она вспомнила так ясно, словно это было вчера, как шесть лет назад вот так же он возникал словно ниоткуда, смотрел на нее своими магическими глазами и она таяла от этого взгляда… Она никогда не могла понять, как, каким образом он оказывался в ее комнате незамеченным никем, а сам Арамис, улыбаясь, предпочитал не раскрывать своих секретов.
Он подошел к ней, взял ее руки в свои, отчего она вздрогнула, словно ее пронзила насквозь молния, и… поцеловал ее глаза…
- Аббат… - начала было она, из последних сил пытаясь сохранить самообладание…
- Сейчас здесь нет аббата – прикоснувшись пальцами к ее губам, остановил ее Арамис. – здесь сейчас есть только Рене дЭрбле, Арамис, любящий вас и, надеюсь, любимый вами… Анна-Женевьева…
Она подняла на него глаза и поняла, что, как и шесть лет назад, готова полностью отдаться во власть его взгляда, его рук, его губ…
И когда Арамис медленно наклонился к ее лицу, и она ощутила на своих губах сладкий и не забытый с годами вкус его губ… она уже не сопротивлялась. Она легко позволила ему обнять ее, притянув к себе. И только сейчас, почувствовав своим телом его тело, вдохнув его запах, она поняла, как по нему соскучилась за эти годы…
Последний бастион в лице шелкового ночного пеньюара пал без каких-либо усилий со стороны Арамиса. Анна-Женевьева полностью растворилась в своих чувствах, чувствах женщины, соскучившейся по прикосновениям любимого, по его поцелуям… Она сама тянулась к нему, каждой клеточкой своего тела впитывая то волшебство, что сейчас снова, как и шесть лет назад, происходило между ними.
Она не боялась, что вдруг появится муж. Ему никогда не было до нее дела, он не любил ее. И она была уверена, что, если бы не Арамис, она бы никогда не узнала, что такое любить и быть любимой, полностью отдаться мужчине, которого любишь каждой клеточкой своего тела и души…
Арамис легко поднял ее на руки и понес к кровати… Анна-Женевьева обвила руками его шею. Ее прерывистое, горячее дыхание обжигало Арамиса. Он давно уже забыл про все обеты и правила, запрещавшие ему, аббату, мирские страсти. Искупать свой грех молитвами он будет потом… Сейчас он был просто мужчиной, в чьих объятиях дрожала женщина, которую он любил и хотел каждой клеточкой своего тела… И, как он понял и признался в этом самому себе, так было все эти годы с момента их знакомства.
Он бережно положил Анну-Женевьеву на шелковые простыни. Она лежала такая нежная, зовущая… ее грудь прерывисто поднималась, губы притягивали подобно магниту… «Прости, Господи…» - последнее, что он подумал, прежде чем страсть полностью захватила его, разорвав в клочья остатки разума. Ему хватило считанных секунд, чтобы избавиться от рубашки и всего остального…

Она лежала на его груди, счастливая, упивающаяся этими мгновениями и вдыхала запах его тела. Он обнимал ее, прижимал к себе и целовал ее пахнущие жасмином волосы. То, что произошло между ними только что, было так же прекрасно, как и тогда в первый раз, даже еще прекраснее… Истосковавшись друг по другу, они даже не пытались сдерживать себя и свои порывы.
Она поцеловал его грудь и подняла на него глаза.
- Когда ты догадался? – только и спросила она, понимая, что Арамис прекрасно знает – о чем она говорит.
- Как только увидел его глаза… Ведь я каждый день вижу эти глаза… когда смотрюсь в зеркало. – улыбнулся он ей. – Почему ты не сказала мне раньше? Почему не сообщила?
- Я не могла… Я боялась… Когда я поняла, что… что у меня будет ребенок, я испугалась, что герцог заподозрит неладное. Ты знаешь, что наш брак, как многие браки в нашем сословии, был браком по расчету, и как женщина я его никогда не интересовала. Мне пришлось, понимаешь, пришлось провести с ним ночь, чтобы он ничего не заподозрил! – она с таким отчаянием во взгляде посмотрел на него, что Арамис прекрасно понял, как тяжело ей тогда далась эта ночь, проведенная с тем, кто как мужчина был ей противен… И неведомая ему раньше ревность пронзила все его существо. Он ласково обнял ее, прижал к груди и поцеловал…
Господи, как же ему хотелось, чтобы это не кончалось, чтобы эта ночь не кончалась, чтобы он всегда мог вот так обнимать ее, целовать, чувствовать, как она податливо откликается на его прикосновения…
На какое-то мгновение он пожалел о том, что не может открыто быть с ней, открыто прокричать на весь мир, что у него есть сын…
Увы… Он уже выбрал свой путь много лет назад и должен нести свой крест до конца. Но теперь… Теперь его жизнь обрела совсем иной смысл в лице маленького Анри…
- Неужели герцог ни о чем не догадался? – спросил он Анну-Женевьеву. – Ведь Анри совсем на него не похож!
- Удивительно, но нет… не догадался. Впрочем, он особой сообразительностью никогда не отличался.
«Это верно» - ухмыльнулся про себя Арамис, вспомнив, как за ужином герцог не заметил их с Анной-Женевьевой стрельбы глазами.
- Я обещаю тебе – он нежно посмотрел в ее глаза. – Обещаю, что отныне, даже если меня не будет рядом, я всегда буду помнить о тебе и нашем сыне и заботиться о вас… Ты и сама будешь это чувствовать, поверь мне… Ты поймешь те события и знаки, что будут случаться в его жизни, которые скажут тебе о том, что это я. Что я с вами…
- Я знаю, я понимаю, о чем ты… Я же обещаю тебе, что однажды Анри узнает всю правду о своем отце… - она обняла его и с грустью смотрела, как над горизонтом занимается рассвет.
Это означало, что у них осталось несколько минут… А потом… Потом он снова уйдет, как всегда уходил, оставляя после себя сладкую боль в ее сердце… и надежду на новую встречу…

Во время завтрака она смотрела на него, словно хотела насмотреться на долгие дни и ночи вперед… ведь ни она, ни он не знали, когда им будет суждено встретиться снова… Арамис старался держать себя в руках и ему это почти удавалось, по крайней мере, герцог не заметил ничего необычного в поведении аббата. Но Анна-Женевьева видела, скольких усилий стоило Арамису сохранять непроницаемое выражение лица. Особенно когда нянька привела Анри, и тот подошел к гостю попрощаться с ним. Она видела, с какой нежностью и одновременно болью в глазах Арамис погладил мальчика по голове и благословил его…

И, как она себя ни готовила, но когда он вскочил в седло, и лошадь уже готова была унести своего всадника дальше, ее сердце вдруг заныло так, что она боялась рухнуть без чувств… Она встретилась с любимым глазами, и их взгляды сказали в это мгновение больше, чем любые слова:
«Я люблю тебя… Рене… Береги себя. И возвращайся…»
«Люблю тебя… Анна-Женевьева… Береги себя и нашего сына. Мы еще обязательно встретимся…»

Он пришпорил коня и отправился дальше в путь, унося с собой в сердце сознание того, что у него, как и у его друзей, ЕСТЬ теперь его продолжение на этой грешной земле…

 Отправлено: 28.12.09 15:28. Заголовок: ГЛАВА 5. В которой Р..

ГЛАВА 5.
В которой Рене начинает свое путешествие.


Спустя три часа после своего открытия, Рене уже немного пришел в себя и даже успел поверхностно осмотреть мансарду и более подробно сундук на предмет еще каких-нибудь подсказок, касающихся Герба дружбы. Но ничего дельного не нашел. Все остальные письма в сундуке тоже принадлежали предкам, но никаких намеков на Арамиса или других мушкетеров там не было. Рене так же не встретил больше ни одного упоминания о Гербе и его пропавших составных частях.
И вот спустя три часа он сидел на кухне, пил уже нормально сваренный кофе и думал, что же ему теперь делать дальше.
- Ну, хорошо. Теперь ты знаешь, кто ты и у тебя есть крест. – разговаривал он сам с собой за третьей или четвертой по счету чашкой кофе. – А дальше? С чего начать поиски других потомков?
Рене уже до такой степени насмотрелся на Герб, что у него начало рябить в глазах. Но он снова и снова впивался взглядом в серый камень, надеясь на подсказку.
- Герцог, ну помогите же! – умоляюще поднял он глаза к потолку, обращаясь за подмогой к своему знаменитому предку.
Тишина…
Рене потер покрасневшие глаза и отправился за очередной чашкой кофе… Его взгляд упал на новенькую бутылку анжуйского вина. «Может, принять чего покрепче кофе?» - подумал он. – «А вдруг поможет…»
Он взял в руки анжуйское, открыл его и, уже практически поднеся бутылку к бокалу, вдруг замер…
- Один из рисунков на поле Герба – виноградная лоза. – со стороны Рене напоминал умалишенного, разговаривавшего не то с бутылкой, не то с самим собой. – Но в равной степени это может принадлежать как Атосу, так и Портосу. Хотя я скорее склоняюсь к Портосу. Берет – это стопроцентный знак дАртаньяна. Лилия… Если вспомнить Дюма и предположить, что там не только мушкетеры не выдуманы, то лилия – это Атос. Тогда получается, что Портос – это виноградная лоза. И это логично, если вспомнить, что по Дюма Портос был большим любителем хорошего вина и даже имел собственные виноградники.
Стоп! Рене вдруг подумал, что можно попробовать что-то узнать о Портосе и его потомках, если выяснить, где именно жил могучий великан.
Рене вернулся в комнату, включил ноутбук и, не обращая внимания на яростно сверкающий значок в аське, обозначающий главреда, полез во всемирную паутину в поисках винодельческих районов Франции.
- Эльзас, Божоле, Бержерак, Бордо, Бургундия, Шампань, Юра, Луара, Рона, Лангедок… - перечислял он вслух. – Не объезжать же мне их все по очереди… - растерянно пробормотал Рене… - так мне и всей жизни не хватит.
Рене грустно посматривал на экран ноутбука, откровенно не зная – что делать дальше… Может, все же начать с потомков дАртаньяна? Уж их то, скорее всего, стоит искать в Гаскони. С Атосом же на первый взгляд все выглядело совсем плохо – Рене вообще понятия не имел, где искать его потомков.
И тут Рене увидел на экране мигающий значок рекламы – «Только сегодня билет в легендарную винодельческую долину Луары всего за полцены. Предложение ограничено! Торопитесь! И вы сможете насладиться великолепным Каберне фран и Пино дОнис под звуки рождественских гимнов.»
- Возможно, это знак… а, может, и нет… - бормотал он, набирая номер авиакомпании. – Но с чего-то надо начать… Алло! Добрый день, девушка… Я бы хотел забронировать один билет в Луару по вашей акции. Предложение еще действительно? Замечательно! Мои паспортные данные? Конечно. Записывайте…
Спустя полчаса Рене уже одной рукой упаковывал чемодан (ноутбук, аккуратно завернутый в свитер герб и крест, еще пару свитеров и так по мелочи), а другой набирал номер такси. Самолет вылетал из аэропорта Шарля де Голля через три часа. А значит, на все про все у него оставалось… да вообще времени не оставалось!
Ему повезло. Несмотря на снегопад, такси было у подъезда его дома через двадцать минут. И снова везение… дорогу в аэропорт успели расчистить одной из первых и Рене, все равно безбожно опаздывая, успел подлететь к стойке регистрации буквально за минуту до окончания этой самой регистрации.
Немного не рассчитав скорости, Рене у самой стойки буквально влетел в спину уже забирающего зарегистрированный билет мужчины.
- Извините… Я очень спешил и… - запыхавшимся голосом только и смог вымолвить он, потеряв дар речи, стоило обладателю спины повернуться к Рене лицом.
На вид мужчина был лет 30-35, по комплекции вмещавший в себя, как минимум, двух Рене и ростом на голову выше. Это при том, что Рене всегда считал себя высоким, да и почти 1,80 роста позволяли ему это утверждать.
- Молодой человек – пробасил обладатель недюжинной комплекции и нехилого роста. – Вы всегда не смотрите перед собой, когда спешите? Глаза вы, что ли, дома забываете…
Рене задумался было над до боли ему знакомой фразой, но не успел сообразить – чем ему так знакомы эти слова – как мужчина исчез по коридору, ведущему на посадку, а девушка у стойки торопливо трясла Рене за рукав, напоминая, что пора бы поторопиться.
Спустя десять минут Рене уже входил в салон самолет, а девушка-стюардесса закрывала за ним дверь. «Фух… Успел…» - облегченно выдохнул он. На билете значилось место 5С бизнес-класса и Рене отправился по коридорчику авиалайнера к своему ряду.
Но подойдя к указанному на билете месту, Рене с удивлением обнаружил на нем… того самого великана, в которого влетел у стойки регистрации.
- Месье… Прошу прощения, но это мое место…
- Ничего подобного. – пробасил великан. – Это мое место.
- Позвольте с вами не согласиться. Вот мой билет. Место 5С, бизнес-класс.
-Хм… А вот мой билет. Место 5С, бизнес-класс. – и великан невозмутимо взял какой-то журнальчик из кармашка кресла впереди.
- Но… - Рене начал терять терпение, не зная при этом, что сказать и делать.
Мужчина-великан никак не отреагировал, продолжая читать журнальчик.
В этот момент к ним подошла заметившая, что что-то не так, стюардесса. Быстро разобравшись в ситуации, она извинилась перед Рене за такую досадную оплошность и предложила занять место в следующем ряду, на котором, как выяснилось, подремывал один из стюардов. Тот освободил место, уйдя в кабину пилотов. И вскоре Рене уже собирался немного подремать в надежде, что во сне ему приснится умная мысль на тему, где именно в Луаре искать следы Портоса, как вдруг на его колени опустилось что-то настолько тяжелое, что вместо крика боли Рене только смог охнуть. Глаза открылись сами собой, и Рене увидел, что это тот самый великан решил прилечь и откинул спинку кресла!
- Месье, я удивляюсь, как вы вообще прошли весовой контроль перед посадкой… - прохрипел Рене. Этот здоровяк уже начинал его раздражать. – даже без багажа вы явно превышаете норму.
- ЧТО????? – великан поднялся и, повернувшись к Рене, схватил его за шиворот свитера. Рене на подсознательном уровне успел порадоваться, что кресла привинчены к полу. Иначе бы громила поднял бы его вместе с креслом.
На шум уже бежали два стюарда.
- ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ, СМОРЧОК! – не утихал великан. – ТАРАКАШКА НЕДОКОРМЛЕННАЯ!!!
- Но я, по крайней мере, не давлю окружающих подобно дорожному катку – Рене понимал, что усугубляет ситуацию, но остановиться не мог.
- АХ, ТЫ, ШМАКОДЯВКА!!!!!!! – великан уже напоминал вулкан в момент максимального извержения.
- Господа, господа… - стюарды безуспешно пытались вырвать Рене из мощной хватки великана. – Успокойтесь, господа! Иначе мы будем вынуждены сесть в ближайшем аэропорту и сдать вас полиции!
Упоминание полиции смогло, наконец, утихомирить великана. Он освободил Рене от своей цепкой хватки, но долго еще что-то бурчал и пыхтел себе под нос.
Спустя какое-то время Рене стало неловко от своих слов. Он понимал, что сам спровоцировал великана, отозвавшись не в самых приятных выражениях. Он поднялся со своего места и аккуратно перегнулся через спинку кресла великана.
- Месье… - осторожно начал Рене. – Простите меня за мое вспыльчивое поведение… Мне очень неловко, я не хотел вас оскорбить…
Рене уже ожидал, что мужчина в ответ вспылит или пошлет его… ну, куда подальше… но великан помолчал мгновение, хмыкнул… и неожиданно попросил сидящего рядом с ним мужчину поменяться с Рене местами, дабы он и Рене могли бы спокойно поговорить и прояснить все недоразумения.
И вот они уже сидели рядом, молча поглядывая друг на друга какое-то время…
- Вы это… - начал, наконец, великан. – тоже простите меня… Мой дурацкий вспыльчивый характер. Это у всех мужчин нашего рода. Говорят, наследственное… - ухмыльнулся он, и Рене впервые увидел его улыбку. – Мишель Третьян – протянул он руку.
- Рене Эрблес – рукопожатием они словно подвели черту под прошлыми недоразумениями.
- А вообще я мирный… - Мишель сделал небольшой глоток из предложенного стюардессой бокала вина и, резко сменив тему, проворчал – Это не вино…
- Не понял. – Рене взглянул на соседа, чувствуя, что непонятно откуда в нем появляется симпатия к этому человеку, который только что едва не задушил его.
- ЭТО не вино – повторил Мишель. – Я кое-что понимаю в вине, все-таки винодел в шестом поколении…
- Вы – винодел?! – обрадовался Рене, понимая, что этот человек, может быть, поможет ему в поисках наследников Портоса.
- Да. Наша семья уже не одно столетие занимается вином. Еще в 17 веке наш предок разбил виноградники на склонах Луары и его дела пошли так хорошо, что, говорят, его вино даже подавалось на королевский стол. А это была особая честь в те времена.
- Мишель… - Рене замялся на мгновение, но подумал, что, в общем-то, ничем особым не рискует, кроме как показаться смешным. «Ну, это я переживу, а шанс что-то узнать надо использовать» - подумал он. – Могу ли я кое-что у вас спросить касаемо виноделия?
- Почему нет? – добродушный Мишель уже ничем не напоминал недавний вулкан гнева.
- Я лечу в Луару в поисках одного человека. Откровенно говоря, я даже не совсем уверен, что этот человек существует… - Рене заметил удивленно-подозрительный взгляд Мишеля, но разу уж начал, решил закончить. – Но я надеюсь, что он или она все-таки существуют… Так вот… Предок этого человека был уникальной личностью и мне жизненно важно найти его, если он существует, конечно…
Рене совсем запутался в словах, а на лице его собеседника эмоции менялись от удивления через ступор к полной растерянности. В итоге, когда Рене остановился, понимая, что потерял нить повествования, на лице Мишеля замер немой вопрос – «А можно тоже самое человеческим языком?»
- В общем, вот… Читайте – и Рене протянул Мишелю письмо Арамиса, понимая, что лучше объяснить суть своей поездки он не сможет.
То, что произошло с лицом Мишеля, едва он начал читать письмо, Рене никак не мог предвидеть… Глаза его округлились, рот открылся и он, словно рыба на суше, стал хватать воздух, а из губ вырывались звуки, отдаленно напоминающие приступ эпилепсии.
- Мишель! Что с вами? – Рене стал испуганно звать стюардессу, которая тут же прибежала со стаканом воды.
Продолжая хватать ртом воздух, Мишель решительно отодвинул руку стюардессы с водой и залпом выпил бокал вина, который пятью минутами раньше отчаянно критиковал.
- Я в порядке… - наконец, смог прохрипеть он. И едва стюардесса удалилась на безопасное расстояние, повернулся к Рене, указывая дрожащими пальцами на письмо – Откуда ЭТО у вас?
- Я нашел это письмо в старинном ларце в мансарде своей квартиры… - все еще не понимая такой реакции Мишеля, ответил Рене.
- Как оно к вам попало? Вы понимаете, что это значит???
- Конечно, понимаю… Сам был в шоке, когда обнаружил его. – Рене подумал, что такая реакция его соседа вызвана именами, упоминающимися в письме. Какой француз не знает героев Дюма-отца.
- Я думал, что Герб это выдумка… А он и правда существует!
Теперь настала очередь глазам Рене округляться…
- Тттто… естттьь…. – вдруг начал заикаться он.
И Мишель начал свой рассказ, с каждым словом все больше и больше вгоняя Рене в ступор.
- Осенью я собрал огромный урожай винограда и решил, что могу себе позволить попробовать создать новое вино по записям моего предка, который, как я вам уже говорил, и начал нашу винодельческую династию. Я перерыл множество тетрадей и книг на чердаке, но нашел то, что искал. И рецепт нашел. Только кроме рецепта, я обнаружил в тетради кое-что еще…
И Мишель с заговорщицким видом достал из кармана своего кейса сложенный вчетверо листок. – Читайте, и вы все поймете…

«Анжелика, дочь моя. Это письмо ты прочтешь, когда меня уже не будет с тобой. Сохрани его и передай своим детям, и завещай передавать это письмо и то, что тебе передаст вместе с ним мой поверенный, из поколения в поколение.
Ты, конечно, помнишь моего давнего друга Арамиса, более тебе известного как аббат дЭрбле или герцог дАламеда. Во время его последнего приезда, когда и он, и я понимали, что это наша последняя встреча на земле, он передал мне одну вещь.
Я рассказывал тебе, как в молодости еще в Париже, мы придумали Герб дружбы. Тогда это было просто развлечение, но позднее… этот Герб стал скрывать некую тайну… Я не доверяю эту тайну бумаге, но, зная твой ум и сообразительность, уверен, что ты все поймешь и без моих подсказок.
Так вот… в свой последний приезд Арамис передал мне мою часть Герба дружбы. И сказал, что у каждого из нас будет храниться, а впоследствии передаваться по наследству его часть Герба. Сам Герб остается у Арамиса и он спрячет его в надежном месте, но в таком, где его в нужное время сможет найти тот, кому он будет предназначен.
Тебе же, дочь моя, я завещаю хранить нашу часть Герба. А я лишь надеюсь, что однажды все четыре части объединяться, чтобы открыть миру Тайну…

Твой любящий отец
Исаак, барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон»

Рене ошеломленно переводил взгляд с письма на Мишеля и обратно.
- Так вы… потомок Портоса!!?? – наконец, понял он. – Нет… этого не может быть… Это просто фантастика!!! Чтобы в миллионном Париже, опаздывая на самолет, я столкнулся с человеком, которого летел искать в Луаре!!!
- А я?! – не менее ошеломленно восклицал Мишель. – Я, проведя в Париже две недели в поисках Герба или кого-нибудь из потомков Атоса, Арамиса или дАртаньяна, не найдя ничего, отчаявшись и решив вернуться домой, встречаю того, кого безуспешно искал все это время, в самолете, летящем в Луару! Ведь, если я правильно понимаю, вы –потомок Арамиса!?
Они еще какое-то время посмеялись над странностями судьбы или волей провидения…
- Что касается Герба, то он у меня - немного придя в себя от очередного пережитого шока и чувствуя, что впереди еще будет немало таких ошеломляющих открытий и странностей, сказал Рене. – Я нашел его, как и это письмо, в сундуке в мансарде своей квартиры. А в раме картины, на которой изображен Арамис, я нашел вот это… - и Рене достал Герб и рубиновый крест.
Мишель некоторое время задумчиво рассматривал Герб.
- Если я правильно понимаю, где-то у меня должны храниться вот эти три камня, составляющие часть грозди винограда – подвел итог своих наблюдений Мишель, указывая на три углубления в той части Герба, что принадлежала Портосу.
- Да, именно так. – Рене кивнул.
- Только вот…
- Что?
- Я не знаю, где они. – и потомок Портоса грустно откинулся на спинку сиденья. – Ничего похожего я не припоминаю в своем поместье.
- Я чувствую, нет, я уверен, что они где-то у вас! Просто надо еще раз все внимательно осмотреть и с божьей помощью и с подсказками наших великих предков мы их найдем, эти три камня…
Мишель внимательно посмотрел на Рене. Они были знакомы всего несколько часов, но у него появилось странное чувство, словно он давно знает этого человека, словно само провидение, а может их знаменитые предки свели их в одно время в одном месте в присущем им духе.
Мишель рассмеялся и, поймав удивленно-непонимающий взгляд Рене, объяснил:
- А ведь мы с вами и познакомились практически в духе наших предков. Будь сейчас век 17, я бы, как Портос, вызвал вас на дуэль, а вы, подобно Арамису, не удержались от ехидных замечаний!
Самолет уже заходил на посадку в аэропорту Луары, когда, отсмеявшись, они успокоились и, вытирая слезы, Мишель решительно посмотрел на своего нового знакомого, с которым его теперь объединяла общая тайна, общее прошлое и захватывающее общее будущее…
- Значит, решено… Мы едем ко мне и не успокоимся, пока не найдем виноградины! – подытожил Мишель.
- Именно так! А потом… - Рене задумался… - Что делать потом, решим по ходу… Само провидение ведет нас, так положимся на его волю!

Возле аэропорта Мишель взял такси и они направились в поместье Третьяна, уверенные, что разгадают тайну предков. А Рене даже облегченно вздохнул, понимая, что теперь, по крайней мере, чтобы ни было дальше, он уже не один…

 Отправлено: 29.12.09 20:55. Заголовок: Здесь видимо рассказ..

Здесь видимо рассказ пришелся не по душе...
Ни отзывов, ни мнений...

 Отправлено: 30.12.09 07:47. Заголовок: писатель Правила раз..

писатель Правила раздела осторожно относятся к мнениям по поводу фанфиков.

Но - отзывы будут позже. Продолжайте, вы же не кончили. Пока замечательно.

 Отправлено: 30.12.09 11:01. Заголовок: писатель, во всяком ..

писатель, во всяком случае мое мнение по поводу этого фанфика вы знаете...

 Отправлено: 30.12.09 21:25. Заголовок: Мое тоже :sm36: ..

Мое тоже

 Отправлено: 30.12.09 21:35. Заголовок: Тогда дальше. ГЛАВА..

Тогда дальше.

ГЛАВА 6.
В которой Арамис привозит Портосу его часть Герба дружбы .


Портос возвращался с охоты в мрачном расположении духа. В последнее время все чаще ему не удавалось подстрелить хотя бы одного перепела или загнать кабанчика. И хотя в седле он по-прежнему держался великолепно, неудачи в охоте все больше навевали на него грустные мысли о надвигающейся старости.
При подъезде к поместью, он уже издалека увидел красивую карету возле центрального входа.
«Интересно, кто бы это мог ко мне пожаловать в такой шикарной карете…» - подъехав ближе и рассмотрев на дверце испанский герб, Портос начал кое-что подозревать. А спешившись с коня и торопливо войдя во дворец, даже не дав слуге объявить о госте, он увидел Арамиса, сидящего в кресле у окна и о чем-то задумавшимся…
-Арамис! Дружище! –Портос радостно направился к своему старому другу.
Тот поднялся ему навстречу и на его всегда непроницаемом лице появилась искренняя улыбка человека, радующегося встрече.
- Портос, дорогой мой друг…
Они обнялись, не скрывая слез радости… В последнее время их встречи становились все более редкими. Время брало свое и меняло их здоровье не в лучшую сторону. Портос украдкой посмотрел на Арамиса и увидел и бледное лицо, и морщины вокруг глаз, которых с момента их последней встречи стало намного больше. Он так же видел, как тяжело дается его другу каждый шаг. Значит, с ногами все еще хуже, чем было… Но, тем не менее, Арамис все равно оставался тем стройным, элегантным красавцем, каким был во времена их мушкетерской молодости, когда герцогини и маркизы забывали о всякой осторожности, стоило Арамису просто посмотреть на них. Та же стать, та же осанка, та же мужественность и утонченность одновременно.
Они прошли в залу, где Портос жестом распорядился накрыть на стол все самое лучшее, что есть в погребах.
- Как я рад вас видеть, Арамис… - Портос налил вина себе и другу.
- Портос, вы могли бы с успехом соревноваться со мной в дипломатии. – дАламеда со своей характерной полуулыбкой посмотрел на друга. – Полноте, Портос… Я заметил ваш взгляд, как вы изучали меня… Да, увы, я все ближе и ближе к Богу, и боюсь, что эта наша встреча последняя…
- Не говорите так, Арамис… - начал было барон, но аббат его остановил жестом и все с той же улыбкой продолжил.
- Портос, надо быть реалистами. Я чувствую, что мне все меньше и меньше осталось на этой земле. Но я не могу уйти, не закончив своих земных дел. И одно из них, касающееся нашей дружбы, которая всегда была священна для меня, и привело меня к вам… Помните наш Герб Дружбы?
- Конечно! Помнится, мы его нарисовали в комнате дАртаньяна, на следующий день после знакомства.
- Именно. Но тогда мы его нарисовали на бумаге, а сейчас… - и Арамис достал из саквояжа сверток и протянул его Портосу.
Портос охнул, увидев высеченный из серого камня Герб, на котором красовались четыре скрещенные шпаги, а в свободных полях ослепляли своей красотой и великолепием рубиновый католический крест, несколько ягод винограда из александрита, алмазный лепесток лилии и пустое углубление на том месте, где подразумевался помпон гасконского берета.
- Вам нравится, друг мой?
- дЭрбле, это великолепно… - выдохнул Портос.
- Я потратил около пяти лет, чтобы разные мастера в разных городах и частях света сделали этот Герб и эти камни так, как должно быть, как достойно нашей дружбы…
- А почему место помпона пустое?
- Здесь была часть дАртаньяна. Изумрудный помпон… Я уже отдал его ему. Мы виделись в Париже, откуда я, собственно, приехал к вам, дорогой друг… Приехал, чтобы объяснить посетившую меня мысль и отдать на хранение вашу часть этого Герба.
- Арамис, даже одной ногой в могиле вы не можете не затевать интригу – не удержавшись, засмеялся Портос.
ДАламеда рассмеялся вместе с ним, ни капли не обидевшись на друга.
В это время подали ужин и друзья решили отложить столь важный разговор на утро, поскольку подобные вопросы требуют свежего сознания и трезвой отдохнувшей головы.
Ужин был великолепным и Арамис ни в чем не уступал своему старому другу.
- Да, мне многое из этого запрещают врачи – он обвел своей ухоженной рукой с перстнями стол – но, черт возьми, дорогой друг… Когда ты понимаешь, что жизнь твоя делает последние шаги, хочется насладиться напоследок всеми радостями на этой грешной земле…
- Дружище… - насторожился Портос – мне показалось или вы сожалеете о многом, что упустили в своей жизни?
- Не о многом, дорогой друг… а лишь об одном… - и Арамис грустно посмотрел в окно, туда, где в ночном небе светила одинокая звезда, напоминающая ему, что где-то на этой земле живет женщина, которая одна смогла подарить ему чудо любви и сына… Анри уже было почти двадцать пять. Он был красив, умен, смел… Арамис был его духовником, что давало ему возможность без лишних подозрений навещать сына достаточно часто, но до сих пор за все эти годы он так и не смог открыть ему тайну его рождения. Хотя каждый раз при встрече он порывался это сделать и каждый раз не находил сил, а может, смелости… И вот жизнь его подходит к концу, а он так и не сказал и не сделал самого главного…
Портос не мог прочитать этих мыслей своего друга, но своей могучей и верной душой почувствовал, что в сердце Арамиса сидит непреходящая боль, гораздо более сильная боли физической.
- Дружище… - неожиданно серьезно и заботливо сказал Портос… - что бы ни терзало вашу душу и ваше сердце, я уверен, что это разрешится. Бог все видит и все знает. Вы много грешили, не спорю, но так же вы сделали за свою жизнь немало хорошего и благородного. Все ваши деяния и помыслы всегда имели самые искренние побуждения и стремления во благо любви, дружбы и были полны благородства и преданности. Все, что вы делали, вы делали во имя самых светлых и благородных целей. И Господь знает это… Положитесь на его волю и увидите, как все разрешится…
- Вы правы, друг мой… - дАламеда грустно улыбнулся, и от этой улыбки повеяло такой тоской, что даже могучая душа Портоса похолодела – Вы не только сильны и благородны, но и еще умны и великодушны… Я редко говорил вам это. Простите меня…
- Ну что вы, право… - Портос пересел поближе к Арамису и, как это бывало в молодости, обнял его за плечо. – Ваша меланхолия пугает меня…
- Все в порядке. Просто есть кое-что… Раньше я бы мог повлиять на эту часть своей жизни, но время упущено и теперь уже от меня мало что зависит.
- Мало что? Но хоть немного, но, выходит, что зависит?
- Портос… Вы правы… - дАламеда вдруг понял, что ему нужно сделать… Времени на поездку к сыну у него уже нет, но ведь он может написать ему письмо! – Вы настоящий друг… - и Арамис обнял Портоса, чем бесконечно растрогал последнего.
- Вы устали… - улыбнулся Портос. – для вас уже готова ваша любимая комната в южном крыле.
- Благодарю, дружище. Да, надо отдохнуть. Завтра у нас с вами серьезный разговор… И потом мне нужно еще написать одно очень важное письмо. Могу ли я надеяться, что вы отправите его после моего отъезда и оно попадет лично в руки того, кому предназначено?
- Арамис, клянусь вам, что либо ваше письмо получит названный вами адресат, либо оно не достанется никому… - серьезно ответил дю Валлон.
Арамис улыбнулся, и друзья отправились по комнатам отдыхать.
Войдя в комнату, Арамис скинул камзол и сел за стол. Он зажег свечу и взял в руку перо. Ему предстояло сейчас написать, пожалуй, самое важно письмо в его жизни. Сколько он их написал за прожитые годы, но никогда раньше не волновался и не выбирал слова так, как сейчас… Ведь ему предстояло сказать правду своему сыну, попросить прощения и попрощаться… Он вспомнил глаза Анри – копия его собственных глаз – когда тот восторженно делился с ним успехами в фехтовании и верховой езде, когда был маленьким, или любовными успехами уже в более зрелом возрасте, вспомнил, как наблюдал в нем свои собственные черты – скрытность наравне с горячностью, нетерпимость к хамству и дипломатичность, умение скрывать эмоции и бесстрашие в бою… Анри был копией Арамиса! Но все списывали сходство их характеров на духовное родство, на то, что дЭрбле, как священник, наставник Анри, отвечал за его духовное воспитание. И только сам Арамис и Анна-Женевьева знали правду о рождении Анри де Лонгвиля.
Арамис закончил письмо, запечатал его, ничего не написав на конверте, и взял еще один листок бумаги.
Нужно было написать еще одно письмо… той, которую он любил и которая любила его…
«Анна-Женевьева… Дорогая моя…» - вывел он аккуратным и красивым почерком первые слова…
Ночь уже вовсю властвовала над поместьем дю Валлон, когда Арамис закончил второе письмо, вложил его вместе с первым в конверт, который запечатал своим герцогским перстнем-печаткой, и написал на конверте – Герцогине де Лонгвиль.
«Теперь можно немного вздремнуть» - подумал он. Сон долго не шел, и лишь под утро, когда уже солнце стало показываться над горизонтом, он заснул чутким, зыбким сном, каким спал все последнее время…

Когда Портос вышел к завтраку, Арамис уже сидел в кресле на веранде и задумчиво смотрел куда-то вдаль. Портос заметил, что, судя по кругам под глазами, аббат опять практически не спал. Ему было искренне жаль друга, но он ничего не мог сделать, ничем не мог помочь… И доброе сердце Портоса разрывалось от бессилия, от осознания того, что он может лишь наблюдать, как медленно угасает его друг…
- Дружище, какое славное утро, вы не находите! – постарался спрятать за напускным весельем свою тревогу Портос.
- Да, дорогой друг, вы правы. Потому я и расположился здесь, дабы воспользоваться подарком природы и прогреть свои старческие косточки. – дЭрбле поднял глаза на Портоса. – И перестаньте прятать свои чувства. Неужели вы думаете, что после стольких лет, что я вас знаю, я не прочитаю на вашем лице истинных чувств и мыслей…
- Простите меня, друг мой… - Портос сел рядом. – Просто мне больно понимать, что я ничем не могу вам помочь. Это убивает меня… Я не привык бездействовать…
- В моем случае уже никто не может ничего сделать – улыбнулся Арамис… - Мое время на этой земле истекает, и я прекрасно это понимаю. Я не боюсь смерти… И каждый день я прошу у Бога не продлить мне жизнь, а дать возможность за отпущенные мне оставшиеся дни или недели успеть сделать то, что я должен закончить, прежде чем покину этот мир…
- Понимаю вас… - Портос был готов заплакать, и Арамис заметил это.
- Полноте, друг мой… - он ободряюще похлопал Портоса по руке… - Я уверен, что там – Арамис поднял глаза к небу – мы однажды снова будем все вместе. Я подожду вас там, обещаю…
- Смотрите… - Портос старательно пытался не заплакать – Вы обещали…
Они помолчали какое-то время… Наконец, Арамис взял в руки лежавший все это время на столе Герб дружбы… Он аккуратно инкрустированным ножом, который достал из саквояжа, поддел три камня из александрита в виде больших виноградин, вытащил их из углублений и протянул Портосу.
- Держите, дружище… Это ваша часть нашего Герба дружбы. Храните ее, как самое дорогое, что у вас может быть… Завещайте ее вашей дочери, чтобы она завещала своим детям, а те своим… Пусть эти камни через века передаются в вашем роду из поколения в поколение, пока однажды не объединяться с остальными частями… И тогда, если Богу будет это угодно, тайна будет разгадана нашими потомками… Что это за тайна – опередил он вопрос Портоса – вы поймете из моего письма, которое получите, когда меня уже не станет… Просто доверьтесь мне в последний раз…
Портос поднял на Арамиса глаза, полные слез, которые он уже был не в силах скрывать…
- Обещаю вам, дружище… - и он взял камни, сжав в дружеском порыве руку Арамиса.
Так они и сидели, не разжимая ладоней, пока не появился слуга и не доложил, что завтрак накрыт.

Спустя два часа карета герцога дАламеда была готова отправиться в путь.
Арамис и Портос стояли возле кареты и никак не могли расстаться. Они оба понимали, что больше не увидятся… Они молчали, потому что никакие слова не могли сейчас передать всю глубину их чувств друг к другу…
Арамис вытащил из кармана камзола написанное им ночью письмо.
- Портос, я прошу вас отправить это письмо герцогине де Лонгвиль. Крайне важно, чтобы она лично получила его.
- Не волнуйтесь – Портос взял письмо из рук друга. – Его доставит один из самых преданных мне слуг, который скорее даст себя разрубить на кусочки, чем отдаст это письмо кому либо, кроме герцогини.
Арамис подошел к карете. Слуга в почтительном поклоне открыл дверцу. Уже готовый сесть в карету, герцог дАламеда обернулся и посмотрел на Портоса тем характерным взглядом, который снова воскресил в памяти последнего славные дни их молодости, когда они любили и ненавидели, воевали и кутили, словом, жили и были счастливы… Портос не выдержал и подбежал к карете. Он порывисто обнял Арамиса, вложив в этот порыв всю любовь и преданность к своему другу.
Так они и стояли какое-то время, пока Арамис не заставил себя разжать объятия и не сел в карету. Он дал знак кучеру и карета тронулась, набирая ход…
И никто не видел, как внутри кареты плакал, закрыв глаза, Арамис …
И никто не видел, как, провожая взглядом удаляющуюся карету, плакал Портос…

 Отправлено: 30.12.09 21:35. Заголовок: ГЛАВА 7. В которой п..

ГЛАВА 7.
В которой поиски приводят Рене и Мишеля к ожидаемым и неожиданным результатам.


Рене и Мишель приехали в поместье последнего, когда уже начало темнеть. Их встретила жена Мишеля – Каролин и двое их детей – сын Оливье и дочь Анжелика. Причем дочь Мишель назвал Анжеликой еще до того, как выяснил, что является потомком Портоса, который когда-то свою дочь так же назвал Анжеликой. Такое мистическое совпадение еще больше настроило новоиспеченных друзей на приключенческую волну.
Рене и Мишель решили начать поиски Портосовской части Герба дружбы утром, к тому же пережитое за день порядком утомило их. Рене отвели одну из лучших комнат. Он рассматривал стены, потолки с нескрываемым восхищением, удивляясь, как удалось через века сохранить такую красоту… Понимание же того, что четыреста лет назад по этим коридорам ходил сам Портос, а в этой комнате, возможно, во время своих приездов жил Арамис, вообще приводило Рене в трепет.
Ночью он спал, как убитый.
Утром Рене первым вышел из комнаты и, пока хозяева еще спали, решил прогуляться по дому. Картины на стенах, гравюры, старинная посуда… Рене озирался по сторонам, пытаясь представить, куда Портос или его наследники могли спрятать камни. Три часа блуждания по дому не принесли результатов. А потому, когда Мишель появился в гостиной, он застал Рене у камина грустного и потерянного.
- В чем дело, дружище? – обеспокоился хозяин, думая, что это он огорчил Рене своим приемом.
- Мишель… доброе утро… - Рене отчаянно хлопнул себя по коленке. – Я три часа ходил по дому, но не увидел ничего похожего на твою часть Герба.
- Ты три часа ходил. А я несколько недель, после того, как нашел письмо Портоса… - Мишель сел в кресло рядом, и теперь они уже вдвоем грустно смотрели на огонь в камине…
- И что нам делать? Три александритовых камня будут поменьше креста, их проще спрятать так, что можно вообще не найти…
- Не думаю, что камни спрятаны так уж недоступно… - задумчиво произнес Мишель. – Просто изначально задумывалось, что камни может найти только потомок Портоса, а значит, должен быть какой-то знак или признак, который не поймет никто, кроме, в данном случае, меня.
- Ты прав, Мишель. – не мог не согласиться с разумным выводом Мишеля Рене. – Но у нас, кроме письма Портоса к дочери, нет больше никаких подсказок…
Мишель достал то самое письмо и стал его перечитывать вслух в надежде, что они между строк услышат подсказку. Но едва он дошел до слов Портоса «и завещай передавать это письмо и то, что тебе передаст вместе с ним мой поверенный», как Рене вдруг воспрянул:
- Мишель, а если предположить мысль простую и очевидную, но тем и гениальную?
- Ты о чем, Рене? – озадаченно посмотрел на него Мишель.
- Портос завещал свою часть Герба дочери. И ей эту часть должен был передать поверенный. А если предположить, что Анжелика, получив завещанное и поняв, насколько это ценно и важно, предпочла не приносить камни в дом?
- Продолжай… - Мишель начинал понимать, к чему клонит Рене, и готов был признать, что это не лишено смысла.
- Так вот… Анжелика могла решить, что дом – не достаточно надежное место для хранения столь ценной вещи. А где молодая женщина, не склонная к интригам и заговорам, могла в таком случае оставить ценность на хранение?
- ГДЕ???
- Да там же, у поверенного!!! – выдал последний козырь Рене.
Они с Мишелем несколько минут ошеломленно смотрели друг на друга.
- Поскольку ничего другого нам на ум не приходит – осторожно начал Мишель… - стоит попробовать узнать, кто был поверенным Портоса и найти его адрес. Возможно, мы сможем что-то узнать…
- В любом случае, дорогой Мишель, ничего другого, более умного, мы с тобой не придумали. К тому же… я чувствую, что твоя часть не в доме… Называй это как хочешь –предчувствием, голосом свыше - но что-то мне подсказывает, что нам искать надо следы поверенного.
- Согласен. – кивнул Мишель и снова впал в ступор.
- Что опять? Почему ты вдруг так озадачился?
- Все это замечательно… Только где мы будем искать этого самого поверенного? Ничего, кроме этого письма, что указывало бы на Портоса, я не нашел, хоть и перерыл весь чердак.
- Да… это проблемка… - согласился Рене.
- Не проблемка, а проблемище…
- Не будем драматизировать ситуацию, друг мой… К тому же, кто мы с вами?
- Кто?
- Потомки великих мушкетеров, которые из любых трудностей выходили остроумно и с достоинством. А значит, все должно получиться и у нас! Пока что судьба только помогает нам – иначе все те совпадения и случайности, что с нами происходили до сих пор, не объяснишь. Логике они уж точно не поддаются.
- Это уж точно… Но с тех пор, как я встретил тебя в самолете, я уже ничему не удивляюсь… - ухмыльнулся Мишель. И вдруг повернулся к Рене – Слушай… если мы не знаем, кто был поверенным Портоса, может, попробовать что-то узнать у моего адвоката? А вдруг мне в наследство достались не только дом и тайна Герба, но и поверенный? – рассмеялся Мишель.
- И правда – Рене поразился, как он сам не додумался до такой простой мысли. – Чем черт не шутит. К тому же, все равно других идей у нас нет.
- Точно. Но для этого нам предстоит снова отправиться в путь. Мой адвокат живет в Страсбурге. Насколько мне известно, адвокатская контора принадлежит ему на равных правах с партнером – еще их отцы объединились во времена своей молодости.
- Ну что ж – в путь, так в путь! – весело согласился Рене.

Позавтракав и наскоро собравшись, они вновь отправились в аэропорт, чтобы спустя еще пару часов улететь в Страсбург. Еще перед посадкой Мишель позвонил своему адвокату. Тот посетовал, что не сможет встретить Мишеля и Рене сам, но обещал попросить своего партнера. Буквально перед самим вылетом на телефон Мишеля пришла СМС – «Все в порядке. Вас встретит мой партнер Огюст Лаферет. Ждите у стенда ЭрФранс в зале прилета».

Страсбург встретил друзей метелью. Самолет сорок минут кружил над аэропортом, прежде чем получил разрешение на посадку. Когда Мишель и Рене, немного замешкавшиеся при выходе из салона самолета, все же появились в зале прилета в условленном заранее месте, думая, что придется оправдываться перед заждавшимся их партнером адвоката, то… никого там не обнаружили. Постояв минут десять, они уже решили добираться своим ходом, как вдруг услышали позади себя:
- Прошу меня, извинить, господа, за опоздание. Метель, пробки…
Они обернулись и увидели мужчину лет 35-40, среднего роста, достаточно крепкой комплекции, одетого в дорогое кашемировое пальто. Его спокойное, сдержанное выражение лица выдавало в нем человека серьезного и даже немного замкнутого, как показалось Рене.
- Огюст Лаферет. Еще раз приношу извинения, что заставил вас ждать. – тем же вежливым тоном с тем же серьезным выражением лица представился он, протянув для рукопожатия руку.
- Рене Эрблес – протянул ему руку Рене.
- Мишель Третьян – теперь уже рука Мишеля пожала руку Огюста.
- Моя машина у входа. Прошу вас. – он указал в сторону выхода. – К сожалению, из-за снегопада отменены многие рейсы, и поэтому все гостиницы забиты не улетевшими пассажирами. Но вы не переживайте – тут же добавил он, наткнувшись на озабоченный взгляд Мишеля. – Я имею честь предложить вам комнаты в своем доме.
- Вы очень любезны, предлагая ночлег двум вам совершенно незнакомым людям. – удивился Рене.
- Мой партнер попросил помочь вам. А я полагаю, что клиенты нашей фирмы люди достойные и потому у меня и в мыслях не было допустить в ваш адрес какие-либо недостойные мысли или предположения.
Благородные слова и мысли Лаферета вызвали неподдельное восхищение у Рене и Мишеля. Переглянувшись, они слегка присвистнули, тем самым показывая друг другу, что поражены поведением нового знакомого.
Они уже вышли из здания аэропорта и расположились в машине, как вдруг зазвонил мобильник Огюста.
- Да, Франк. Угу… Да, понимаю… Не только там подобная ситуация. Не волнуйся, мы же партнеры, я справлюсь. Да, я их уже встретил. Им повезло – самолету дали добро на посадку. Сейчас едем ко мне. Хорошо, держи меня в курсе.
Он выключил телефон и, обернувшись к Рене и Мишелю, сидящим на заднем сиденье машины, ответил на их немой вопрос коротко:
- Франк застрял в Марселе. Нелетная погода. Когда приедет неизвестно.
Мишель открыл было рот, чтобы задать волнующий его вопрос, но Огюст, словно читая его мысли, продолжил:
- Не волнуйтесь, я сделаю все, что вам будет нужно. Какой бы ни была ваша проблема, будьте спокойны – мы ее решим.
Рене и Мишель переглянулись. Спокойствие и уверенность адвоката удивительным образом передались им. Возникло ощущение, что они чуть ли не тайну Герба уже раскрыли, хотя на самом деле у них толком-то и ничего не было на руках, не считая двух писем, Герба и креста.
- Вы – ясновидящий? – не удержался по-доброму съязвить Рене.
- Просто я знаю себя и свои возможности. – словно не заметив подкола, сдержанно ответил Огюст.
- Огюст, в вашем роду не было дворян? У меня ощущение, что я разговариваю, как минимум, с графом… - со всей своей непосредственностью и прямотой выдал Мишель.
Ни он, ни Рене не заметили, как в еле заметном движении взметнулись брови Огюста, словно только что разгадали его родовую тайну.
- Я думаю, мы продолжим нашу беседу дома, за горячим ужином и бутылочкой вина, а не в заснеженном аэропорту в машине. – не ответив Мишелю, произнес Огюст, и вскоре машина, тихо урча, двинулась по заметенным снегом улицам Страсбурга.

Спустя два часа, они подъехали к дому Огюста в одном из пригородов Страсбурга. Двухэтажный особняк строгих форм больше напоминал дворец своей простотой, но вместе с тем изысканностью и роскошностью.
Огюст открыл двери и пропустил гостей вперед.
Мишель и Рене оказались в огромном холле, по центру которого вела на второй этаж широкая мраморная лестница, справа, судя по всему, располагалась гостиная, слева был виден длинный холл.
- Прошу вас, раздевайтесь, располагайтесь… – Огюст жестом пригласил гостей проходить в гостиную. – Анабель, дорогая! У нас гости. – прокричал он куда-то на второй этаж. – Прошу меня извинить, мне надо найти супругу. Проходите, я сейчас вернусь. – и он степенно стал подниматься по лестнице наверх.
Рене и Мишель прошли в гостиную. Мишель тут же устроился у камина, пытаясь согреть руки. Рене же стал осматриваться по сторонам. Огромные картины, судя по виду, подлинники фламандских художников, на стенах, золотые подсвечники, камин из малахита, необыкновенной красоты трехлепестковая лилия из кристаллов Сваровски над ним, янтарный столик на резных ножках, кресла, покрытые велюром…
Стоп! Мозг Рене, подсознательно фиксировавший все, что видели глаза, вдруг замер и, словно перемотав пленку на ДВД, вернулся к камину.
Трехлепесковая лилия…
«Бррр…» - потряс головой Рене, отказываясь верить во внезапно промелькнувшую в его мозгу мысль, слишком уж сказочной она казалась.
- Мишель… - осторожно начал он.
- Да, друг мой! – Мишель начал потихоньку оттаивать под уютное потрескивание дров в камине.
- Поднимите голову и посмотрите на стену над камином. Только… пожалуй, лучше сядьте сначала.
Мишель, не дослушав Рене до конца, поднял голову и увидел лилию… Лишь только его взгляд упал на цветок из кристаллов, Мишель непроизвольно открыл рот, у него подкосились ноги и он упал на пол, с грохотом задев стоящее рядом кресло.
- Я же предупреждал вас – сначала бы лучше сели… - Рене и Мишель в четыре глаза таращились на лилию, думая об одном и том же…
- Господа, все в порядке? – на шум в гостиную торопливо вошел Огюст. – Жена уехала за покупками, обещала скоро быть. Я познакомлю вас, как только она вернется.
Рене и Мишель, не слыша Лаферета, продолжали сверлить глазами лилию, словно их взгляды приклеились к этому цветку.
- Господа… - Огюст осторожно потряс Рене за плечо, и тот, наконец, смог оторвать взгляд от стены и посмотреть на Лаферета.
- Извините, Огюст. Просто этот цветок…
- Лилия? Это родовой символ нашей семьи. Отец рассказывал, что была какая-то непростая история у нашего предка еще в 17 веке, что-то там было связано с женщиной и предательством….
- Этого не может быть… Все слишком сказочно складывается… - бормотал Рене, в то время как Мишель продолжал сидеть с открытым ртом, словно истукан, замерев взглядом на стене.
- О чем вы? Я не понимаю вас… - Огюст переводил взгляд с одного на другого.
Мишель и Рене, не сговариваясь, молча вытащили из карманов письма Арамиса и Портоса и протянули их Огюсту:
- Читайте… - одновременно, так же не сговариваясь, произнесли они.
Лаферет посмотрел на двух странных месье, взял письма и, устроившись в одном из кресел, стал читать.
Пока Огюст читал письма, на его лице не дрогнул ни один мускул, хотя Рене и Мишель ожидали такого же ошеломляющего всплеска эмоций, какой был у них при чтении этих писем. «Впрочем…» - наблюдая спокойствие Огюста, подумал Рене -«Наверное, потомок Атоса и должен быть таким – спокойным, сдержанным, уверенным в себе…».
Наконец, Огюст прочитал оба письма и, сложив их, поднял глаза на Рене и Мишеля. В воздухе повисла тишина… Потомки Арамиса и Портоса были готовы услышать слова неверия, подозрительности и предположения о том, что письма фальшивые. Но ту реакцию, которая последовала потом, они от Огюста никак не ожидали.
- Вы знаете, господа… а я ждал вас.
Настала очередь Рене шлепнуться на пол, чудом не разбив локтем янтарный столик.
- Да, не удивляйтесь. Еще когда я был маленьким, меня заинтересовала эта лилия. Слишком необычный родовой знак. И во время учебы в Университете я начал изучать историю своей семьи. Так я и узнал – кто я… О том, что Атос, а так же остальные мушкетеры, были реально существовавшими людьми, я узнал не сразу. Понадобился не один год и не одна сотня перерытых мною книг во множестве библиотек Франции. И я знал, чувствовал, что и у остальных мушкетеров остались потомки. И я был уверен, что однажды встречу их.
- Значит, вы знаете и про Герб дружбы? – все еще находясь в шоке от происходящего, произнес Мишель.
- Да. Этот герб упоминается в письме, похожем на ваши. Я нашел его, спрятанным в одну из книг, в библиотеке нашей семьи вместе с алмазным лепестком лилии. – Огюст так спокойно произнес последнюю фразу, словно он нашел что-то обыденное, а не часть многовековой тайны.
- ВЫ ХОТИТЕ СКАЗАТЬ, ЧТО ВЫ УЖЕ НАШЛИ ВАШУ ЧАСТЬ ГЕРБА!!!??? – Рене и Мишелю казалось, что они сейчас сойдут с ума от всего происходящего.
Они даже предположить не могли, что, отправляясь к адвокату Мишеля, вместо виноградин Портоса найдут потомка Атоса, которым окажется партнер адвоката по бизнесу, с его частью Герба дружбы - алмазным лепестком лилии.
- Да. Подождите, я сейчас. – и Огюст с тем же невозмутимым выражением на лице вышел из гостиной, оставив Мишеля и Рене в оцепенении.
Вернулся он довольно быстро, неся в руках листок бумаги и бархатную коробочку.
Он положил коробочку на янтарный столик, раскрыл ее, и друзья едва не ослепли от увиденного великолепия – большой алмаз, ограненный неповторимым образом в виде лепестка лилии, сверкал всеми своими гранями, завораживая и восхищая…
Рене тут же достал из дорожного кейса Герб дружбы, и когда Огюст переложил алмаз из коробочки в углубление на Гербе, тот идеально вписался в предназначенное для него место, как и крест…
- Погодите, погодите… - у Мишеля от всего происходящего, начала кружиться голова. – Я, наверное, сплю… Все это похоже на сон.
- Нет, друг мой, вы не спите. – Огюст продолжал сохранять хладнокровие, так поражающее Рене. – Я понимаю ваше удивление. Но я уже привык ничему не удивляться, к тому же видимо мне от Атоса передалось это спокойное отношение к сюрпризам жизни. – и Огюст впервые за время их общения улыбнулся. – Вы, наверное, хотите прочитать письмо Атоса?
- Прочитайте его сами вслух, Огюст. – предложил Рене.
- Хорошо. – и Огюст развернул листок бумаги, который принес вместе с алмазом.

«Дорогой Рауль.
Вы прочтете это письмо, когда поводите меня туда, откуда не возвращаются…
Вы недавно спрашивали меня, почему после отъезда моего друга Арамиса, более вам известного, как аббат дЭрбле, я сник и потерял интерес к жизни.
Милый мой мальчик…
Вы не заметили этого, но я все понял… Ведь как ни старался Арамис держаться молодцом, я почувствовал холод в моей душе, который означал одно – я вижу своего друга в последний раз.
Арамис приезжал попрощаться… Я это почувствовал сразу, стоило мне увидеть его глаза. И я понял, что значит скоро и мой черед… Рауль, простите меня, сын мой, но до сих пор я жил только потому, что были живы мои друзья. И вот я понял, что наше время подходит к концу…
Арамис привез мне то, о чем я вам однажды рассказывал – мою часть Герба дружбы, который мы придумали в Париже во времена нашей мушкетерской молодости. Почувствовав приближение конца, Арамис решил отдать каждому из нас его часть, чтобы мы хранили их, передавая по наследству.
И вот я завещаю вам, сын мой, нашу часть Герба – алмазный лепесток лилии. Я знаю, вы сохраните ее, сделав все, чтобы выполнить эту мою последнюю волю.
А мне только остается надеяться, что однажды Герб снова станет единым целым, его тайна проявиться сквозь время и наши души, наконец, обретут покой…
Не грустите, Рауль… На все воля божья. Господь определяет даты нашего прихода и ухода на этой грешной земле…
Я не ропщу и покорно принимаю это волю Господа.

Ваш отец, Оливье, граф де ла Фер.

P.S. Пока я писал это письмо для вас, сын мой, пришло сообщение из Испании. Еще не открыв конверт с вензелем Ордена Тамплиеров, я уже знал, что там… Арамиса больше нет…
Открыв… я убедился, что мое предчувствие не обмануло меня.
Теперь пошел и мой обратный отсчет…
Благословляю вас, сын мой… Прощайте…
ДАртаньян, Портос… Прощайте…
Арамис… до скорой встречи…»

Огюст уже давно замолчал, но все трое так и сидели, не проронив ни слова. Первым из оцепенения вышел Мишель.
- Выходит, Атос писал свое письмо сыну уже после смерти Арамиса.
- Судя по тексту – да – подал голос Огюст. – Признаюсь вам – как потомок Атоса я с момента обнаружения этого письма и алмаза считаю своим долгом и делом чести выполнить волю своего предка касаемо Герба. Я пытался разыскать потомков других мушкетеров, но результата не было. И вот вдруг вы сами, можно сказать, буквально сваливаетесь мне как снег на голову…
- Ок. Что же мы имеем? – посмотрел на Огюста и Мишеля уже немного пришедший в себя Рене. – Мы нашли друг друга благодаря то ли счастливой случайности, то ли божьему провидению… Мы имеем сам Герб и части Арамиса и Атоса.
- Но мы так и не нашли часть Портоса и ничего не знаем о потомке дАртаньяна – грустно сказал Мишель.
- Все впереди, друзья мои. – так уверенно сказал Огюст, что Рене и Мишель почему-то поверили этой его уверенности. – Мы найдем и виноградины, и помпон, и наследника дАртаньяна. Я уверен в этом. Я чувствую это.
С этими словами Огюст положил руку на лежащий на столе Герб, и Мишель с Рене, сами не понимая - почему так делают - по очереди положили свои ладони на ладонь Огюста.
- Приключения продолжаются! – неожиданно в один голос произнесли все трое..

 Отправлено: 30.12.09 21:55. Заголовок: Да это уже роман! Со..

Да это уже роман! Советую отнести в издательство.

 Отправлено: 31.12.09 06:46. Заголовок: Арамисоманка приче..

Арамисоманка

причем я думаю, что это только половина наверное...

 Отправлено: 31.12.09 07:36. Заголовок: писатель Так продолж..

писатель Так продолжай!

 Отправлено: 31.12.09 09:17. Заголовок: Арамисоманка Продо..

Арамисоманка

Продолжаю. Сегодня будет новая глава, а потом скорее всего перерыв числа до 8-9 января

 Отправлено: 31.12.09 09:20. Заголовок: писатель Будем ждать..

писатель Будем ждать. Как новую серию

 Отправлено: 31.12.09 13:18. Заголовок: ГЛАВА 8. В которой А..

ГЛАВА 8.
В которой Арамис навещает Атоса и вспоминает свою встречу с дАртаньяном.


Карета Арамиса уже подъезжала к Блуа, где располагался замок графа де ла Фер, а проще говоря, Атоса.
Арамис сидел в карете, с трудом приходя в себя после прощания с Портосом. Даже проведенная на постоялом дворе ночь не принесла облегчения. Очередная бессонная ночь… Она лишь вызвала вновь в памяти мучительные воспоминания прощания с другом. Арамис все еще чувствовал мощное дружеское объятие Портоса. Всем своим существом он чувствовал, что Портос многое бы отдал, лишь бы помочь ему. «Дружище, милый друг…» - мысленно улыбнулся Арамис.
До замка Атоса еще оставалось несколько часов езды. И Арамис вернулся в памяти в Париж, где встретился с дАтаньяном и первым из своих друзей попрощался с ним.

Он нашел дАртаньяна в новом доме, куда тот наконец переехал из «Козочки»,только став генералом французской армии. Вместе с ним покинула таверну и Мадлен, наняв управляющего, а сама следила за делами со стороны.
ДАртаньян встретил его один. Мадлен как раз была с очередной проверкой в «Козочке», а Жаклин – их дочь – уже второй год, как служила при дворе ее величества королевы-матери.
- Ого! Однако, в каких каретах вы разъезжаете, дорогой аббат! – воскликнул дАртаньян, увидев обитую бархатом карету с выгравированным испанским гербом, инкрустированным золотом.
- Положение обязывает, милый друг. – Арамис обнял гасконца. – Это для вас я по-прежнему Арамис, а для многих герцог дАламеда, испанский подданный, генерал Ордена Тамплиеров.
- Как много у вас титулов, любезный друг – рассмеялся дАртаньян.
Они прошли в дом, где расположились в одной из зал. Даже будучи генералом, дАртаньян жил очень скромно и имел лишь двух слуг – одного шустрого беарнца, который выполнял одновременно функции камердинера, конюха и секретаря, и средних лет парижанки, которая помогала Мадлен в хозяйственных делах.
Вот и сейчас Агнесс, так звали помощницу, принесла два бокала, вино и, разлив его по бокалам, с почтительным поклоном удалилась, оставив друзей наедине.
- Я смотрю, вы хорошо живете, милый дАртаньян – пригубив вино, заметил Арамис.
- Да, с божьей помощью… И хотя карьера моя движется примерно с той же скоростью, с какой двигалась моя старая кляча, на которой я когда-то приехал в Париж, я не ропщу… На все воля Господа. – дАртаньян смотрел на Арамиса, чувствуя, что тот приехал не просто так.
- Вы правы… на все воля Господа… - задумчиво кивнул дЭрбле.
- Арамис, что с вами? Признаюсь честно, что-то в вас пугает меня… Какая-то несвойственная вам покорность судьбе…
- Милый друг. – улыбнулся аббат – как раз покорность и свойственная служителям церкви.
- О, да! Но только не вам! – и они вдвоем рассмеялись удачной шутке дАртаньяна.
- Ну, а если серьезно… Вы правильно почувствовали, дорогой друг. Я приехал к вам не просто так… Но не потому, что мне что-то от вас нужно или я хочу вновь втянуть вас в свою очередную авантюру – воспоминания о былых приключениях вновь вызвали улыбку на лице генерала Ордена Тамплиеров.
- Даже если бы это было так, я совсем не прочь тряхнуть стариной! – дАртаньян все больше тревожился, наблюдая за Арамисом, и пытался спрятать эту тревогу за напускной веселостью. На деле же ему все меньше и меньше нравилось настроение и состояние друга.
- Я приехал… попрощаться с вами.
- Понимаю. Вы снова покидаете Париж! Но ничего страшного, не в первый раз, милый друг! – гасконец в очередной раз пригубил вина.
- Но на этот раз в последний… - тихо произнес Арамис, подняв глаза на дАртаньяна.
Тот замер с бокалом в руке.
- Я не понимаю вас… Немилость короля в отношении вас давно позади, вас снова принимают при дворе. В чем же дело?
- ДАртаньян… - Арамис замер, словно выбирал казавшиеся ему более правильными слова и, наконец, решился… – Мои дни на этой грешной земле подходят к концу. – он жестом остановил порывавшегося что-то возразить друга. – Послушайте меня… Я это знаю. Врачи уже давно не скрывают от меня правды, да и это не нужно. Я сам все понимаю и чувствую. Я отправился в это путешествие, чтобы попрощаться с вами, дорогими моими друзьями, и сделать одно из тех важных дел, которые меня держат пока еще на краю жизни. Часть своих парижских неоконченных дел я уже завершил, теперь вот приехал к вам. После вас я поеду к Портосу и Атосу. Потом вернусь в Испанию, где должен еще кое-что сделать… Ну а потом…
- Арамис! – не выдержав, прервал его дАртаньян. – Ну, что вы такое говорите!
- Давайте не будем притворяться, милый друг… Мы ведь слишком хорошо знаем друг друга и через слишком многое прошли и многое пережили, чтобы лицемерить перед лицом смерти. – дАламеда посмотрел на гасконца с той нежностью и теплотой, которую последний видел у него всего один или два раза за всю жизнь.
И дАртаньян понял своей преданной душой, что Арамис говорит серьезно и, наклонив голову, вздохнул.
- Не грустите, друг мой… - Арамис улыбнулся. – Наша жизнь не заканчивается с окончанием земного пути. Она продолжается в наших детях, в делах и поступках… Я даже не говорю вам «Прощайте…», я скажу вам – «До встречи», потому что точно знаю, что однажды мы снова встретимся уже там, где человеческие души обретают вечную жизнь.
- Арамис… - дАртаньян покачал головой. – Скажу вам честно – я боялся этого дня и ждал его… Я гнал от себя страх старости и расставания с друзьями. Я старался не думать о том, что однажды услышу подобные слова от вас или от Атоса или Портоса. Но от времени и от судьбы не спрячешься – они настигают нас, как бы мы ни убегали от них.
Арамис улыбнулся и коснулся руки дАртаньяна.
- Полноте, друг мой… У нас была счастливая жизнь, несмотря ни на что. Жизнь, полная приключений, любви и дружбы, радости и огорчений. Мы любили женщин, вино, даже врагов своих любили. Нас уважали и боялись. Сам Ришелье считал нашу четверку стоящей целой армии.
Эти воспоминания вызвали улыбки на лицах друзей.
- Поэтому не будем гневить небеса и поблагодарим Бога за все то, что было…
ДАртаньян кивнул, не в силах больше ничего сказать…
- А дело, о котором я упомянул, касается нашего Герба дружбы. Помните его? - Арамис взглянул на гасконца.
- Тот, который мы нарисовали в таверне Бонасье?
- Да, он самый. Смотрите… - и Арамис достал из дорожного саквояжа сверток.
Увидев высеченный из серого камня герб, дАртаньян ахнул…
- Арамис, как вы это сделали?
- Не я… - улыбнулся дЭрбле. – я заказал этот Герб и камни лучшим мастерам Франции и не только… Я подумал, что нашим потомкам после нас должно остаться в наследство самое ценное, что у нас было. Понимаете, о чем я, милый друг?
- Конечно, понимаю… - кивнул дАртаньян. Ему не нужно было говорить, ЧТО именно было для их четверки самым ценным.
- Но чтобы ненароком тайна этого Герба не досталась недостойным людям, я решил разделить его на четыре части и отдать каждому из нас его часть на хранение. Мы будем передавать их по наследству. И если много лет спустя наши потомки будут достойны этой тайны, они объединят все четыре части и обретут то, что будет скрывать Герб дружбы.
- Но как они это сделают? Как узнают друг о друге? – вскинул голову дАртаньян.
- А вот на это воля Божья… - улыбнулся аббат. – Господь поможет им, если они будут того достойны…
- А… если нет? Или вдруг кто-то из нас не оставит потомков? – испуганно произнес дАртаньян.
- Значит, Герб и его тайна умрут вместе с нами… и канут в вечность… - улыбка исчезла с лица Арамиса и он задумчиво сложил руки в молитвенном порыве.- Но я все же надеюсь, что этого не случится… Те, в ком будет продолжать бурлить наша кровь, не могут не быть достойны тайны Герба дружбы… А Господь, если ему будет так угодно, не допустит, чтобы род кого-то из нас прервался…
- Значит ли это, дорогой Арамис, что после вас на этой земле останется какой-нибудь богомольный малыш? – улыбаясь, осторожно поинтересовался дАртаньян.
- Малышу уже почти 25 лет… - с нежностью и теплотой в голосе произнес дЭрбле.
Он поднял глаза на друга и увидел, что дАртаньян не осуждает его, а искренне радуется. И от этого на душе аббата стало немного легче…
Он взял нож и аккуратно вынул изумруд из помпона гасконского берета в той части Герба, что принадлежала дАртаньяну.
- Держите, друг мой… Храните его, а вас пусть хранит Бог…
Ночью никто из них так и не смог уснуть. Они вспоминали дни своей молодости и поступки зрелости, ошибки и победы… Они говорили и не могли наговориться… Они понимали, что это в последний раз…
Утром дАртаньян впервые пожалел, что ночь так быстро закончилась. Арамису надо было двигаться дальше…
Они долго стояли возле кареты. И не склонный к проявлению нежности дАртаньян впервые за всю свою жизнь не выдержал и расплакался, когда Арамис, прощаясь, обнял его…
ДЭрбле не стал упрекать друга, а только еще крепче обнял его…


Все это Арамис сейчас вспоминал, приближаясь в карете к замку Атоса. Вдали уже показались башенки, а значит, через каких-то полчаса максимум он сможет, наконец, обнять и Атоса.

Последний уже заметил в окно одной из башен приближающуюся карету. В ближайшей округе больше ничьих владений не было, а значит, карета направляется к нему – сделал вывод Атос. И стал спускаться, чтобы встретить неожиданного гостя.
Когда карета подъехала достаточно близко, чтобы Атос мог разглядеть на дверце испанский герб и вензеля Ордена Тамплиеров, сердце его учащенно забилось, потому что он понял, кого везет эта карета.
И поэтому, когда слуга открыл дверцу, и Арамис готов был выйти, его встретил радостной улыбкой и дружеским объятием граф де ла Фер.
- Арамис! Друг мой! Вы ли это!? - обнял старого друга Атос.
- Да, дорогой граф, это я. – улыбаясь, так же крепко постарался обнять его дАламеда, но руки немного дрогнули, и Атос заметил это.
Он внимательно посмотрел на Арамиса, но ничего не сказал.
Они шли по дорожке среди аккуратно постриженных кустов кипариса к дому.
- Ваши приезды, дорогой Арамис, всегда так неожиданны и так приятны.
- Атос… Я думаю, что мы с вами достаточно мудры и слишком хорошо понимаем друг друга, чтобы ходить вокруг до около вместо того, чтобы сразу задать прямой вопрос… - улыбнулся Арамис.
Он всегда испытывал к Атосу особое чувство, что-то среднее между восхищением, уважением и преклонением. Он мог шутить и подкалывать дАртаньяна, вовлекать Портоса в свои авантюры, пользуясь простотой и какой-то детской непосредственностью последнего, но по отношению к Атосу он всегда испытывал какой-то необъяснимый трепет, не позволяющий лгать и притворяться.
Атос внимательно посмотрел на друга:
- Что-то случилось, я это чувствую… Вы бы все равно не смогли бы ничего скрыть от меня, дорогой дЭрбле.
- Я и не пытался, Атос. Знаю, что от вас ничего скрыть нельзя…
Они вошли в гостиную, расположились в креслах у большого окна, выходящего на балкон. Слуга принес фрукты и вино.
- Вы не так часто навещали меня, но ваши неожиданные приезды не вызывали тревоги раньше. Сейчас же я чувствую, как холодеет мое сердце. Душа замирает от мысли, что ваш нынешний визит несет с собой печальную весть… - Атос и правда ощущал какой-то холод внутри, который появился, едва он увидел Арамиса.
- Простите меня, друг мой… - Арамис посмотрел на графа тем серьезным взглядом, который Атос редко у него видел, и который всегда означал, что сейчас Арамис скажет нечто важное. – Вы правы… Я приехал к вам… - дЭрбле замер, словно никак не мог себя заставить сказать главные слова, словно ему казалось, что пока эти слова не сказаны, все еще можно повернуть вспять, изменить, остановить колеса времени…
- Вы приехали… попрощаться… - вдруг понял Атос, и сердце пронзила острая боль. «Вот оно…» - понял граф. Вот что терзало его последнее время, что он никак не мог объяснить логикой и разумом. Вот что приходило в ночных кошмарах, когда ему удавалось победить бессонницу и забыться зыбким сном. Вот что виделось ему в порывах ветра и шуме ливня, в багровом закате и холодной луне… Он понял, наконец, почему его сердце так болело последнее время… Оно, его сердце, уже почувствовало за сотни километров, что один из его друзей ступил на путь, ведущий туда, откуда возврата нет… И сердце, способное перенести многое – радость и предательство, победы и поражения, страх и ожидание – это сердце заболело от одной только мысли, что один из тех, кто стал частью его самого и частью кого был он, скоро покинет его… навсегда…
Атос вдруг понял, что этого он не сможет перенести. Он не мог это объяснить, он просто знал – как только кого-то из их четверки не станет, он тоже не сможет больше жить… «И этим кем-то будет Арамис» – вдруг понял в эти минуты Атос, глядя на сидящего напротив друга.
- Да, дорогой Атос… - дЭрбле не мог прочитать мыслей графа, но почувствовал, что тот все понял и без лишних слов. – Я приехал попрощаться… Это наша последняя встреча… - Арамис замолчал на мгновение и добавил – на этой земле…
- И ничего не изменить – скорее утвердительно, чем вопросительно, тихо произнес Атос.
- Да… Никогда я еще не был так близок к Богу, как сейчас. Мне осталось совсем недолго, и я, наконец, встречусь с тем, к кому стремился всю свою жизнь… Но знаете, Атос… - Арамис поднял на друга полные покорности перед волей всевышнего глаза – мне не страшно. Я не боюсь ни встречи с Ним, ни страшного суда… Я жил, как мог и как считал правильным и достойным дворянина и мужчины. Да, я совершал ошибки, но никогда мои помысли не были корыстными или эгоистичными.
- Дорогой Арамис… Я не знал в своей жизни более искреннего в своих стремлениях и деяниях служителя церкви. Вы, совершавший ошибки, оступавшийся, грешивший, вы были более достойны зваться слугой Господа, чем множество тех, кто хвалился своей непогрешимостью и святостью.
- Такие слова, да из ваших уст, Атос, не сравняться ни с каким отпущением грехов – восхищенно отозвался аббат. – Да, я немало грешил. Но за все вои ошибки я заплатил сполна и еще заплачу… Я об одном сейчас молю Бога… чтобы он дал мне возможность завершить мои дела на земле прежде, чем он призовет меня…
- Одно из этих дел и привело вас ко мне, дорогой друг. – понял Атос.
- Да… - кивнул Арамис.
- Но это не все… Что-то еще, кроме причины вашего визита ко мне, терзает вашу душу…
- Вы удивительно проницательны, граф. Я хочу вам признаться, дорогой друг… Я никогда не говорил вам, но… - Арамис замолчал на мгновение и, подняв на Атоса глаза, продолжил с той теплотой в голосе, которую Атос ни разу не слышал от аббата – у меня есть сын… Ему уже почти 25 лет, все это время я старался быть рядом с ним, но так и не смог сказать правду о его рождении…
- О чем-то подобном я догадывался – кивнул Атос.
- Он до сих пор не знает, кто его настоящий отец. И тогда я решил положиться на волю Господа. Я написал ему письмо, ему и его матери… И загадал… Если он успеет получить мое письмо до того, как я покину этот мир… это будет означать, что Господь простил меня…
- Но как вы узнаете?
- Я почувствую… я пойму и почувствую своим измученным сердцем любящего отца, для которого нет преград и расстояний… Потому что любовь не знает границ… - сердце Арамиса разрывалось от тоски по сыну, и Атос чувствовал это… но ничем не мог помочь другу.
- Вы бы сейчас многое отдали, чтобы увидеть сына, обнять его и услышать от него одно-единственное слово «отец»… - вдруг понял всю боль своего друга Атос.
- Дорогой друг… За это краткое мгновение я бы отдал все те дни, что мне еще отпущены на земле…
И они замолчали, понимая, что сейчас любые слова бессмысленны…
- Так что, дорогой Атос – прервал молчание дЭрбле – здесь от меня уже ничего не зависит… Так перейдем к тому, на что мы еще можем повлиять.
- Вы о том незавершенном деле, которое вас привело ко мне?
- Именно. Вы, конечно, помните наш Герб дружбы?
- Да… - улыбнулся своей сдержанной улыбкой Атос при воспоминании о славных временах их молодости.
- Я взял на себя смелость воплотить этот Герб в камне – и Арамис протянул графу тот самый сверток, что он уже показывал дАртаньяну и Портосу.
- ДЭрбле… это великолепно – искренне восхитился Атос, знающий толк в драгоценностях.
- Благодарю за такую оценку моих скромных трудов – улыбнулся Арамис. – Вы видите, что здесь отсутствуют части дАртаньяна и Портоса. Думаю, вы уже поняли, что я отдал их им. Теперь вот привез вам вашу часть.
- Этот алмаз может стать одним из самых ценных во всем мире – разглядывая лепесток лилии, произнес Атос.
- Да, ведь он был высечен из прекрасного материала одним из самых искусных арабских мастеров. – кивнул Арамис.
Как и в случае дАртаньяна и Портоса, Арамис достал алмаз из Герба и протянул Атосу.
- Держите, друг мой… Завещайте его Раулю, Рауль пусть передаст своим детям и так далее…
- Пока однажды камни не объединяться снова вместе – продолжил мысль Арамиса Атос.
- Да, верно… Если это произойдет, то наши потомки узнают нечто важное и ценное, что дороже алмазов и изумрудов, рубинов и александритов… Нечто, что выше всего на свете, что неподвластно ни королям, ни кардиналам, на что даже Бог не может повлиять…
- Я понимаю вас, друг мой… - и Атос сжал в руке алмаз.
- Ну, вот и все… Что касается Герба, я сделал все, что считал нужным.
- А ваша часть и сам Герб?
- Я спрячу их порознь в надежных местах. И поверьте, недостойных их человек не дотронется до них…
- Зная вашу иезуитскую способность прятать вещи, я в этом не сомневаюсь – улыбнулся Атос.
Арамис в ответ тоже не смог сдержать улыбки.
- Куда же вы теперь держите свой путь, дорогой друг? Может, погостите у меня какое-то время? – Атосу хотелось как можно дольше задержать у себя дЭрбле, словно таким образом он надеялся продлить дни своего друга на земле…
- Благодарю вас, дорогой друг. Я переночую у вас, граф. Но поутру отправлюсь дальше. Я возвращаюсь в Испанию. С каждым днем мне все труднее и труднее даются шаги по этой земле, а в Испании остались незавершенные дела. Я должен успеть…
- Значит, мы больше не увидимся – грустно произнес Атос.
- Почему же, дорогой друг…. Увидимся, обязательно увидимся… Просто не на этой земле. – улыбка Арамиса ножом врезалась в сердце Атоса. Бессилие и беспомощность – вот что он чувствовал сейчас.

Утро занималось над замком де ла Фер, когда Арамис и Атос вышли из дома. У парадного крыльца уже ждала запряженная карета. Лошади, готовы отправиться в путь, беспокойно были копытами по влажной от росы земле.
Друзья какое-то время молча стояли. Множество слов крутилось на языке, но ни одно из них в полной мере не могло описать чувства, которые они сейчас испытывали.
- Обойдемся без лишних слов, дорогой Атос. – первым прервал молчание Арамис. – Я не буду говорить вам «прощайте», я не прощаюсь…
- Вы правы, Арамис… Потому что я знаю, что там – Атос поднял глаза к небу – вам не придется долго пребывать в одиночестве.
Арамис хотел было возразить графу, но, перехватив взгляд Атоса, понял, что тот уже все для себя решил и не осмелился перечить тому, чьи решения всегда уважал и принимал безоговорочно.
Они обнялись, Арамис сел в карету, последний раз взгляды друзей пересеклись, и карета, набирая ход, покатилась в путь.

«Какое яркое сегодня солнце» - подумал Атос, провожая друга взглядом… - «Слишком яркое, слишком горячее. Прожигает сердце насквозь. Больно… очень больно…»
И он медленно пошел в дом, понимая, что с этой минуты пошел обратный отсчет и его жизни…

 Отправлено: 31.12.09 21:04. Заголовок: Очень хорошо, только..

Очень хорошо, только он Генералом Иезуитов был. Даже у Маркова, только охотился за кольцом тамплиеров.

 Отправлено: 31.12.09 21:20. Заголовок: Арамисоманка покор..

Арамисоманка

подкорректируем

 Отправлено: 10.01.10 06:07. Заголовок: писатель Очень, оче..

писатель
Очень, очень здорово! Читаю правда на одном дыхании! Продолжайте, пожалуйста!!!

 Отправлено: 05.02.10 20:27. Заголовок: ГЛАВА 9. В которой п..

ГЛАВА 9.
В которой потомки вновь доказывают, что они достойны своих предков.



В тот вечер у Огюста друзья больше ни к чему не пришли. Вскоре после их удивительного знакомства приехала жена Огюста, и потому было решено перенести дальнейшее обсуждение на следующее утро. Мишель вкратце успел изложить Лаферету их с Рене догадки по поводу виноградин и поверенного. Огюст согласился, что это не лишено смысла и предложил наутро поискать в офисе адвокатов и в банке, где в ячейках хранились особо ценные доверенные вещи. После великолепного ужина и чашечки чая друзья отправились спать. Но уснуть сразу не удалось никому – события последних дней были слишком невероятны, и даже Огюст, с его характерным Атосовским спокойствием и выдержкой, вынужден был признать, что никогда раньше не был так возбужден в ожидании того, что же будет дальше.
На следующее утро погода смилостивилась, наконец, над Францией. Впервые за последнюю неделю выглянуло солнце. Снег потихоньку прекращался, и жизнь возвращалась на круги своя.
Проснувшись довольно рано, по причине крайнего возбуждения - Огюст даже отказался от традиционной утренней газеты, чем немало удивил свою жену - друзья наскоро позавтракали и отправились втроем в офис адвокатов.
- И где будем искать? – зевнув, поинтересовался Мишель. Несмотря на важность поисков, его организм был крайне недоволен малым сном и скудным завтраком. – Кстати, а не заказать ли нам поесть? Я что-то проголодался…
- Мишель, вы же завтракали полчаса назад! – удивился Рене.
- Милый друг… Огюст, извините заранее – Мишель раскланялся перед Лаферетом, чем вызвал улыбку последнего и вежливый кивок - мол, «ну, что вы, что вы, прощаю» - Вы называете завтраком кофе, два тоста с сыром и ветчиной, яичницу из четырех яиц, салат из помидор, редиса и огурцов, пшенную кашу с тыквой и фрукты?
- Вообще-то то, что вы сейчас перечислили, я обычно называю полным обедом – Рене слегка присвистнул от слов Мишеля. – Впрочем, я никак не привыкну, что вы от своего предка унаследовали не только фигуру, но и несравнимый ни с чем аппетит.
- Первое - есть следствие второго – подняв палец вверх, с умным видом изрек Мишель и, хитро прищурившись, повернулся к Рене - А вы, судя по всему, от своего предка унаследовали умение подколоть так, что и не придерешься сразу, а пока въедешь, так и сердиться расхочется.
Огюст, со сдержанной улыбкой наблюдавший дружескую перепалку Мишеля и Рене, набрал по телефону номер службы доставки и заказал в офис три больших пиццы, два салата и три больших кофе.
- Вам хватит, Мишель? – с улыбкой поинтересовался он.
- До обеда хватит… - кивнул Мишель, вызвав истерический смех Рене.

Однако спустя два часа им уже было не до смеха… Друзья сидели и с тоской взирали по сторонам. За это время было съедено все, что заказали, причем одним Мишелем – Рене и Огюст едва успели перехватить кофе, пока и оно не исчезло в бездонных просторах желудка наследника аппетита Портоса, был обыскан каждый сантиметр офиса адвокатов, перерыты все книги и тетради. Но ничего, что указывало бы на виноградины, поверенного или Портоса не нашли…
Вконец расстроенный Мишель, съев все, что можно было съесть, незаметно для себя самого перешел на скатерть, которую сейчас как раз и пожевывал…
- Мишель… - Огюст аккуратно, но настойчиво вытягивал скатерть из цепких пальцев потомка Портоса – не надо так расстраиваться… Есть еще банковские ячейки, в которых мы пока еще не смотрели.
- Как же мне не расстраиваться! – лишившись скатерти, Мишель взял первую попавшуюся в руки вещицу – а ей оказалась фигурка древнегреческого божка – символа виноделия – Это просто заговор какой-то! Мы находим все, что угодно. Даже вас Огюст нашли вместе с алмазом Атоса! А три несчастные виноградины никак не можем найти!
- Успокойся, Мишель… Я уверен, что у нас все получится! – Рене пытался, как мог, успокоить нового друга, но и он уже начал подозревать вмешательство нечистой силы, как минимум… Три александритовых виноградины оказались словно заговоренные… Рене не покидало ощущение, что они где-то рядом, совсем рядом! Но все попытки до сих пор заканчивались одинаково, то есть никак.
- Вот что. – Огюст решительно поднялся. – Вместо того, чтобы биться головой об стену, мы сейчас поедем в банк и посмотрим там. В банковских ячейках хранятся самые ценные доверенные вещи.
- А если их и там нет!? – в отчаянии Мишель начал пожевывать фарфоровую фигурку божка.
- Не будем заранее настраиваться на отрицательный результат – Огюст с подозрением посмотрел на Мишеля и на божка, при всей ненормальности осенившего его только что предположения, не берясь утверждать, в чью пользу закончится противостояние зубов Мишеля и фарфора.
- Огюст прав! Поехали в банк. А там видно будет. – и Рене решительно направился к выходу.
Тяжело вздохнув, Мишель поставил божка на стол и вышел следом за Рене. Огюст покинул офис последним, так как закрывал дверь.
Спустя еще три часа они вернулись в офис в крайне удрученном состоянии, так как в банковских ячейках виноградин так же не было. Когда они это поняли, даже спокойный Огюст от досады стукнул в железную дверцу ячейки, чем удивил Мишеля и Рене.
И вот сейчас, вернувшись в офис, они сидели и молчали, периодически поглядывая друг на друга.
- Огюст, у вас есть закурить? – мрачно поинтересовался Мишель. – Семь лет не курил, но сейчас с ума сойду, если что-нибудь этакое не сделаю…
- Кажется, в верхнем ящике стола были сигары. Ни я, ни Франк не курим, но для клиентов стараемся держать. Так… на всякий случай…
Мишель встал и направился к столу.
- Я ума не приложу, где еще можно искать? – Рене нервно постукивал по подлокотнику кресла.
- Мир большой, друг мой… - Лаферет крутанул стоявший на журнальном столике глобус. – А у нас как минимум полжизни впереди еще.
- Оптимистично вы однако настроены, дорогой друг… - ухмыльнулся Рене и достал из кейса Герб. – Герцог, ну помогите же! – взмолился он, глядя на рубиновый крест Арамиса.
- Рене, я уже пробовал… Я полночи во сне умолял Портоса помочь. – откуда-то из-под стола донесся голос Мишеля. – И что?
В этот момент Мишель не удержал равновесия и стал падать, в последней надежде сохранить вертикальное положение пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но под руки Мишелю попался лишь тот самый фарфоровый божок, который, если бы он умел говорить и двигаться, уже давно при одном только виде Мишеля, с диким криком улепетывал бы от него так, что ноги вперед крыльев неслись бы…
- Мишель, осторожнее! Эта фигурка очень дорога Франку! Она жутко цен… - и Огюст замер на половине слова, потому что, словно в замедленной съемке, божок упал на пол, разбившись на несколько фарфоровых осколков, и из нутра божка на ковролин медленно выкатились… три александритовых камня в форме виноградин…
- Ох…ть… - только и смог вымолвить Мишель…
В наступившей тишине Рене, икая, начал истерически посмеиваться, сползая с кресла на пол, и уже через минуту он бился в конвульсиях смеха на полу, не в состоянии вымолвить ни слова.
- Ик… А… О… Ик… Ииии… - все громче и громче становился его нервный смех. И вскоре ему уже вторил своим басом Мишель, отчего на каминной полке стали подпрыгивать книги и часы. Когда же, наконец, к ним третьим голосом присоединился Огюст, который никогда раньше на его памяти ТАК не смеялся, они рыдали от смеха, грозя своими слезами затопить не только офис адвокатов, но и все здание.

Им понадобилось немало времени, чтобы успокоиться и начать внятно изъясняться.
- Это просто… Я даже не знаю, как это назвать… - Мишель все еще никак не мог до конца успокоиться.
- И ведь опять, все как на ладони было! – Рене поражался тому, что все находки оказывались все это время у них перед носом, и сотни деталей указывало на них, но они упорно не замечали подсказок, пока камни, что называется, сами на них не сваливались. – Камни были спрятаны в фигурке божка ВИНОДЕЛИЯ! А Портос, как и вы, Мишель, занимался виноделием!
- Я никогда не придавал значения этой фигурке. – Огюст, как и подобает потомку сдержанного Атоса, вернулся к своему привычному поведению и реагированию на события и действия. – Я только знал, что этот божок, по каким-то причинам, был очень дорог Франку. Он говорил, что фигурка очень древняя и мы должны ее беречь, как зеницу ока. Что это было в завещании его отца, а еще раньше в завещании деда. Но, насколько я помню… этот божок всегда хранился на самой верхней полке шкафа… Как он оказался на столе… ума не приложу…
- Можете считать меня тронувшимся умом от всего происходящего, но мне кажется, что это наши предки пытаются нам помочь. – Рене задумчиво почесал в затылке.
- Тогда мы рискуем разочаровать их. – очень серьезно вдруг произнес Огюст, и Мишель с Рене замерли. – Все, что мы находили до сих пор, мы фактически находили с их помощью. Так достойны ли мы Герба дружбы и его тайны, если не способны ничего толком сделать без потусторонней помощи мушкетеров?
Мишель и Рене переглянулись. В словах Огюста была доля правды. Почему они сами не догадались, что божок может иметь какое-то отношение к Портосу, когда фигурка буквально кричала, что она принадлежала человеку, занимавшемуся виноделием.
- Видимо, наши предки все же считают, что мы должны по каким-то причинам дойти до конца, если, несмотря на наши порой неудачные действия, поправляют нас и направляют на верный путь… - рассуждал вслух Рене, и его слова казались друзьям стоящими самого пристального внимания. – Там… в конце… мы должны найти что-то такое, что стоит всех этих усилий, ошибок и находок, мистики и помощи из прошлого…
- Я согласен. И думаю, что мы должны доказать, что достойны называться потомками Атоса, Портоса и Арамиса. – Огюст посмотрел на друзей.
- Верно… Мы должны найти потомка дАртаньяна сами. – Рене, сжав руку в кулак, решительно стукнул по подлокотнику кресла.
- Кажется… я догадываюсь, где надо начать его искать… - Мишель серьезным взглядом окинул друзей и те поняли, что он и правда о чем-то догадался…
Огюст и Рене смотрели на Мишеля в ожидании его рассказа, но пауза затягивалась. Потомок Портоса словно ушел в себя, размышляя. На его лице отражалась вся напряженная мысленная деятельность. Наконец, Рене не выдержал первым.
- Мишель! Что же вы замолкли на полуслове. Вы о чем-то догадались, так поделитесь же с нами!
- Куда же отправимся в поисках наследника дАртаньяна? – подключился к размышлениям Огюст. – В Гасконь? Но во время своих поисков я делал туда запросы и результат был нулевым…
- Да, на первый взгляд это кажется очевидным. Где же, как не в Гаскони, искать потомков гасконца. – кивнул Мишель. – Но… это слишком очевидно…
- К чему вы клоните, Мишель? – удивленно вскинул брови Лаферет.
- К тому, что очевидные на первый взгляд пути часто оказываются ложными. Нет, мы, конечно, можем полететь в Гасконь, но подозреваю, что только зря потратим время.
- И что вы предлагаете? – растерянно пожал плечами Рене, каким-то шестым чувством понимая, что Мишель прав – поездка в Гасконь будет только тратой драгоценного времени.
- Я тут подумал… - начал Мишель, нахмурив лоб…
- О, это что-то новенькое для потомка Портоса – не удержался от замечания Рене, но, перехватив обиженный взгляд Мишеля, поспешил извиниться… - простите, друг мой… Просто вы, как и ваш колоритный предок, обычно берете противника другим… - и Рене окинул мощную фигуру Мишеля с ног до головы.
- Так вот… я тут подумал – продолжил Мишель. – Что мы знаем о последних днях наших предков? Судя по найденным нами письмам, все они встретились с Арамисом и получили от него свои части Герба дружбы. Что, кроме Герба, объединяет все эти встречи?
- Что… - подключился к размышлениям Огюст… - И что же?
- Все они были последними при жизни аббата. Как мы уже знаем, после встречи с Атосом, дАламеда вернулся в Испанию и там умер.
- Верно. – кивнул Рене. – Но что это нам дает?
- Скажите, Рене… Не дай Бог, конечно, но если бы умер ваш самый близкий друг, с которым вы бок о бок прожили жизнь… что бы вы сделали?
- Я, кажется, начинаю вас понимать, Мишель… - догадка осенила лицо Рене. – Они либо все поехали на похороны друга…
- Что вряд ли, ибо в те времена дорога занимала гораздо больше времени, они бы просто не успели – встрял Огюст.
- Либо они приехали позже на могилу друга, чтобы на этот раз и, правда, в последний раз попрощаться с ним и отдать долг чести и дружбы.
- Именно! – довольный собой Мишель откинулся в кресле.
- Ну, и что это нам дает? – пожал плечами Рене. – Они все, скорее всего, были в Испании. Но какая связь между этим и тем, где нам искать потомка дАртаньяна?
- А то, что в Испании мы можем найти какие-либо еще свидетельства существования мушкетеров или, по крайней мере, герцога дАламеда – генерала иезуитского ордена. И эти новые свидетельства – письма, документы… - могут нам дать подсказку для дальнейших действий. Мы, конечно, можем полететь в Гасконь и после многодневных поисков мы, без сомнения, найдем какие-то следы дАртаньяна, но… потом нам все равно придется лететь в Испанию, ибо все следы Арамиса, который держал в своих руках все ведущие к Гербу ниточки, ведут туда!
- Мишель прав. – кивнул Огюст. – Я тоже думаю, что Атос, Портос и дАртаньян могли быть в Испании после смерти друга. Но даже если мы в этом ошибаемся, нам стоит попытать счастья там. В Гасконь мы всегда успеем.
- Значит, мы летим в Испанию. – Рене решительно потер руки, оглядывая друзей.
Огюст набрал номер авиакомпании и заказал на вечер три билета до Мадрида. У них было достаточно времени вернуться в дом Огюста, собрать вещи и добраться до аэропорта к началу регистрации. Жене Огюста сказали, что дела, приведшие Мишеля в Страсбург, требуют поездки в Испанию. Лаферет решил до окончания поисков не посвящать жену в подробности всей этой мистической истории.

Было около трех ночи по мадридскому времени, когда самолет с потомками мушкетеров на борту совершил посадку в аэропорту.
Без особых хлопот пройдя регистрацию, друзья вышли на площадь перед аэропортом.
- Проблемка, однако… - задумчиво произнес Мишель, окидывая взглядом площадь.
В ближайшей округе не наблюдалось ни одного такси…
- Вы подождите меня внутри, а я попробую найти такси. – Рене передал Огюсту свои вещи, друзья скрылись в здании аэропорта, а Рене отправился на поиски. Он время от времени замечал таких же, как он, прилетевших пассажиров в поисках того же, что искал он.
Наконец, завернув за угол на дорожку, ведущую, судя по всему, в какие-то технические помещения, он заметил подъезжавшее к аэропорту такси. Водитель высадил пассажиров у одной из дверей. Рене помахал рукой, призывая таксиста и внутренне радуясь такой удаче.
Рене уже готов был сесть в машину, чтобы показать водителю, где следует затормозить, чтобы забрать двух своих друзей, как буквально перед самым носом Рене возникла молодая женщина, которая так стремительно села в машину, что он толком не успел ничего понять. Но сориентировался прежде, чем женщина захлопнула дверь.
- Вам не кажется, что некрасиво угонять транспорт у того, кто нашел его раньше вас. – постарался как можно учтивее поинтересоваться у незнакомки Рене.
Девушка подняла на Рене глаза. «Черт… а она красивая…» - подумал Рене, разглядывая большие карие глаза, густые волнистые волосы, правильной формы лицо и гордую посадку головы.
- Но вы же уступите место даме? – девушка поправила упавшую на глаза прядь волос и пронзила Рене тем взглядом, от которого мужчины обычно теряют почву под ногами.
Было в этом взгляде что-то, что заставило Рене отпустить дверцу машины. И прежде чем девушка захлопнула ее, он успел спросить:
- Скажите хоть, как вас зовут?
- Атенаис Дарине… - донеслось до него, и такси скрылось из виду.

Рене не знал, сколько он еще простоял, вспоминая девушку и этот взгляд, пробудивший в нем пока необъяснимое чувство, когда его нашел Мишель. Они с Огюстом чисто случайно обнаружили свободное такси. Можно было ехать в гостиницу.
Всю дорогу перед глазами Рене стояла незнакомка из такси и никакие вопросы и слова друзей не смогли его растормошить. В конце концов Огюст и Мишель оставили Рене в покое. А тот смотрел в окно на проносившиеся мимо огни ночного Мадрида и чувствовал, что он еще встретит эту девушку…

 Отправлено: 05.02.10 20:27. Заголовок: ГЛАВА 10. В которой ..

ГЛАВА 10.
В которой Арамис понимает, каким может быть прощение Господне.


Анна-Женевьева сидела в саду и смотрела на распускающиеся бутоны роз. Уже несколько дней ее сердце не покидала тревога. Вокруг всеми красками буйствовало лето, а ее душа была скована холодом…
Эта тревога появилась на следующее утро после того, как ей приснился Арамис… Во сне Рене молча смотрел на нее и улыбался… А перед самым пробуждением, перед тем, как она открыла глаза, он во сне поцеловал ее и посмотрел тем взглядом, который пронзил ее сердце страхом и который она никак не могла забыть. «С ним что-то случилось…» - поняла она, своим любящим сердцем почувствовав беду… Она каждое утро вглядывалась в горизонт, надеясь увидеть гонца с весточкой от Рене или его самого. Но вот уже который день горизонт был пуст… Ничего… А тревога не покидала сердце, с каждым днем становясь все больше…
Слава Богу, герцог на неделю уехал в Париж по делам, и ей не надо было притворяться перед ним, как она это делала последние тридцать лет, скрывая свою любовь к другому мужчине… Любовь, которая поначалу казалась ей простым приключением, но со временем переросла в нечто большее… Арамис завладел всеми ее мыслями и всем ее сердцем… А уж когда родился Анри… Анна-Женевьева улыбнулась, вспомнив, как впервые взяла своего сына из рук повивальной бабки и взглянув в его лицо, увидела… Арамиса – его глаза, его улыбку…
Из задумчивости герцогиню вывел стук копыт. Она подняла глаза и увидела сына, возвращавшегося с конной прогулки. С годами Анри становился все больше и больше похож на своего отца - та же стать, то же изящество и одновременно стойкий внутренний стержень, мужественность и решительность.
Анри на ходу спешился, кинув поводья подбежавшему слуге, и быстрым шагом направился к матери.
- Матушка. – он поклонился и поцеловал руку матери.
- Анри, сын мой… - герцогиня ласково погладила сына по голове. – Как ваша прогулка? Погода замечательная. Вы сегодня дольше обычного отсутствовали.
- Матушка, моя задержка вызвана не этим. – Анри сел на скамью рядом с матерью. – Я уже возвращался в имение, когда на дороге встретил гонца, который направлялся к нам. Я предложил ему доставить письмо, которое он везет и передать вам, но он сказал, что поклялся своему хозяину отдать письмо лично в руги герцогини де Лонгвиль.
- Что за гонец? – напряглась Анна-Женевьева. – Где он?
- Его лошадь устала от долгой дороги, а моя была свежа. Я обогнал его, чтобы успеть сообщить вам. Да вот он – и Анри указал рукой на въезжавшего в главные ворота имения всадника.
Анна-Женевьева нетерпеливо вскочила и быстрым шагом направилась навстречу гонцу, чем очень удивила своего сына. «Должно быть, в этом письме что-то очень важное, если герцогиня спешит сама навстречу обычному посыльному…» - подумал Анри.
Когда Анна-Женевьева подошла к гонцу, тот уже спешился и стоял, ожидая герцогиню. Он поклонился ей, едва она подошла, и достал из внутреннего кармана камзола синий конверт.
- Если я не ошибаюсь, вы – герцогиня Анна-Женевьева де Лонгвиль. – вновь склонился в почтительном поклоне посыльный.
- Да, это я. Мой сын сказал, у вас письмо для меня. – ее сердце билось так громко и так часто, что казалась, его стук слышат все вокруг.
- Мой хозяин поручил мне доставить это послание лично вам в руки.
- Ваш хозяин?
- Да. Господин дю Валлон де Брасье де Пьерфом.
«Портос…» - едва не вскрикнула герцогиня. Конечно, она знала друзей Арамиса по мушкетерской молодости.
Посыльный протянул ей конверт. Едва взглянув на надпись на конверте, Анна-Женевьева с трудом удержалась на ногах. Там до боли знакомым почерком было написано «герцогине де Лонгвиль»
- Благодарю вас, сударь. – стараясь сохранять величие и сдержанность, которых требовало ее положение, произнесла Анна-Женевьева. – Вас накормят и дадут возможность отдохнуть вам и вашей лошади.
- Благодарю Вас, мадам. Но мне было приказано передать вам письмо и тут же возвращаться обратно. На постоялом дворе в десяти милях отсюда меня уже ждет свежая лошадь.
Посыльный еще раз поклонился герцогине, вскочил в седло и вскоре скрылся с глаз.
Анна-Женевьева дрожащими руками держала конверт, боясь открыть его. Анри хотел было подойти к матери, но, заметив ее состояние, понял, что сейчас нужно оставить ее одну.
Не замечая ничего вокруг себя, Анна-Женевьева по дорожке сада вернулась к той скамье, на которой все эти дни выглядывала весточку от любимого. Она не знала, сколько держала в руках конверт прежде чем открыла его.
Внутри она обнаружила запечатанное письмо, на котором было одно лишь слово, написанное все той же знакомой рукой – «Анри», и сложенный вчетверо листок бумаги.

«Анна-Женевьева… Дорогая моя…» - прочла она первые строки, и слезы невольно проступили в ее глазах…

«Любимая моя…
К моему великому сожалению я не смогу лично сказать вам то, что собираюсь доверить бумаге… Конечно, это риск, который я не допускал раньше все эти годы, что живет наша любовь… но я уверен в Портосе, я знаю, он пошлет к вам с этим письмом самого верного слугу. Я не сомневаюсь, что вы получите это письмо, только вы и никто другой…
Простите меня, Анна-Женевьева… Простите, что вынужден сообщать письмом то, что должен был сказать лично. Но время сейчас против меня…
Я… умираю…
Не знаю, сколько еще мне отпущено на этой земле. Но я не могу покинуть этот мир, не сказав вам мое последнее «прости»… Я не могу уйти, не сказав вам и нашему сыну то, что чувствовал все эти годы, но не говорил… Страх причинить неприятности вам и Анри мешал мне открыться… Вам ли мне говорить, как наше общество относится к незаконнорожденным… Я всегда хотел для Анри только самого лучшего. Как я вам и обещал, я все эти годы старался быть рядом с ним. Будучи его духовником, это было не сложно сделать, не вызвав подозрений.
Господи… сколько раз я хотел сказать ему правду! Как разрывалось мое сердце при каждой встрече с ним! Я и не подозревал, насколько сильным может быть голос крови…
И вот сейчас я сижу в покоях в доме Портоса, пишу вам это письмо и сожалею лишь об одном… Я сожалею не об ошибках прошлого и не о моих несбывшихся авантюрах, я готов понести наказание перед Богом за все то, что сделал в своей жизни… Я сожалею лишь о том, что так и не успел открыться самому родному мне человеку, тому, ради которого я, не раздумывая ни секунды, все эти годы был готов отдать жизнь, ради которого я бы убил любого, кто посмел бы словом или поступком обидеть его или причинить боль…
Я так и не сказал своему сыну, что люблю его…
Я написал ему письмо. В вашей власти поступить с этим письмом так, как вы посчитаете нужным. Вы можете уничтожить его, если передумаете и не захотите, чтобы Анри узнал правду, вы можете вскрыть его и узнать, что я сказал своему сыну на прощание, вы можете отдать его ему, не вскрывая… Поступайте, как сочтете нужным…
А я… Я покорился воле Господа и смиренно жду, когда он призовет меня к себе…
Прощайте, милая Анна-Женевьева… Я много чего в своей жизни сделал и сказал против убеждений сердца и разума. Но в одном я клянусь вам… Клянусь перед лицом смерти, что я… любил вас… и буду любить до последнего вздоха…
Простите меня… и прощайте…

Ваш Рене…»

Уже начало темнеть, а Анна-Женевьева так и сидела на скамье, держа в руках письмо, и плакала… Она теперь поняла смысл того сна… Тогда, во сне, Арамис пришел попрощаться с ней… Он любил ее, она всегда это знала, чувствовала! И вот он умирает, а она даже не может попрощаться с ним, обнять его в последний раз, в последний раз ощутить сладость его губ, нежность его объятий, теплоту его дыхания на своей щеке… Они так далеко друг от друга… Ее сердце разрывалось от боли, и никто не мог сейчас ей помочь…
- Матушка… - раздался осторожный голос где-то рядом.
Это встревоженный Анри, увидев, что начало темнеть, а Анна-Женевьева так и не вернулась в дом, отправился ее искать и обнаружил там же, где и оставил несколько часов назад – на скамье с письмом в руках.
Она подняла на сына глаза, и Анри отшатнулся… Он впервые увидел слезы в глазах матери, слезы отчаяния и переполнявшей сердце боли…
- Матушка, что с вами?! – он бросился к матери, опустившись перед ней на колени. – Кто посмел обидеть вас? Скажите мне, и я вызову его на дуэль, кто бы это ни был!
- Ах, сын мой… Это невозможно…
- Почему?
- Потому что нельзя вызвать на дуэль… смерть… - шепотом произнесла она, пытаясь остановить рвавшиеся наружу рыдания…
Анри замер, не зная, что делать, как помочь матери… Смерть? Кто-то очень близкий для его матушки умер? Он поднялся с колен и сел рядом с ней, продолжая держать ее руку в своей.
Они молча сидели какое-то время… Анна-Женевьева о чем-то думала, и Анри не смел потревожить ее ни словом, ни вздохом, ни движением…
Вдруг она повернулась к сыну.
- Анри… Сын мой… Вы знаете, что я люблю вас больше всего на свете. Вы знаете, что вы – самое дорогое, что у меня есть…
- Матушка…
- Послушайте меня, сын мой… - она замерла на мгновение и продолжила тем голосом, которым обычно говорят, приняв окончательное решение. – У меня есть тайна. Тайна, которая касается и вас… Я не буду говорить вам все, я дам возможность сказать это тому, кто заслуживает этого больше меня… Тому, кто любил вас все эти годы, был рядом даже тогда, когда не мог быть рядом физически, кто хранил и оберегал вас своими молитвами…
- Вы говорите о моем духовном отце, месье дЭрбле? – догадался Анри.
- Да… - Анна-Женевьева протянула сыну письмо Арамиса к нему. – Прочтите это… Вы видите, что письмо запечатано. Я не знаю, что в нем, но не сомневаюсь, что его преосвященство нашло самые верные и нужные слова… Я только лишь об одном вас прошу, сын мой… Когда вы все узнаете, я прошу вас понять и простить меня… и вашего отца…
Герцогиня отдала письмо удивленному Анри, который ничего не понимал… Какая тайна? Почему он должен прощать герцога де Лонгвиля? Почему его матушка так убивается?
Анна-Женевьева поцеловала сына и, прижимая к груди письмо Арамиса, медленно пошла по дорожке к дому.
Анри же долго сидел на скамейке, держа в руках конверт, переданный матерью. Слуги уже успели зажечь огонь во всех факелах, коих было немало в поместье, а Анри все сидел и сидел, почему-то боясь открыть конверт.
Наконец, он решился и распечатал письмо. И первые же строки повергли его в шок…

«Анри…
То, что я скажу тебе сейчас, я должен был сказать тебе давно и при личной встрече…
Много лет назад я встретил женщину, появление которой в своей жизни я сначала воспринял, как приключение… Но постепенно понял, что это то, от чего я всю жизнь убегал, и что все равно настигло меня… Я понял, что люблю ее…
Увы… нашей любви не суждено было стать реальностью… Мой духовный сан и обет безбрачия и ее замужество не давали нам ни малейшего шанса объединить наши судьбы. Но Господь оказался милостив и - не знаю, за какие такие заслуги перед ним - подарил нам счастье в лице нашего сына…
Тебя наверное удивляет, зачем я тебе рассказываю эту историю…
А объяснение очень простое… Сейчас я скажу тебе то, что не решался сказать все эти годы…
Я рассказываю тебе это, потому что… Потому что этой женщиной была твоя мать – Анна-Женевьева… И потому что… каждый раз, называя тебя сыном… я говорил правду…
Потому что… ты был не только моим духовным сыном…
Потому что… ты мой КРОВНЫЙ сын…

Прости меня… Прости, что не сказал тебе этого раньше. Меньше всего на свете я хотел причинить тебе неприятности. Будучи сыном герцога де Лонгвиля, ты имел все – положение в обществе, титул. А если бы всплыло твое истинное происхождение… мне даже думать страшно, как все могло бы обернуться для тебя и для твоей матери. Наше общество беспощадно к незаконнорожденным.
Сейчас я говорю тебе правду, потому что мои дни на этой земле сочтены… У меня даже не остается времени, чтобы лично приехать к вам, сказать вам, как я вас люблю и как мне вас не хватает…
Я даже не уверен, хватит ли мне времени вернуться в Испанию, чтобы успеть там сделать дела, незавершение которых может сильно повлиять на судьбы многих сильных мира сего…

Прости меня… сынок…
Моей самой большой мечтой было обнять тебя, сказать тебе, как я любил, люблю и всегда буду любить тебя и на этом свете и на том…
Но, видимо, я слишком много грешил, чтобы Господь удостоил меня этой милости…
Поэтому я сейчас хочу сказать последнее…
Я люблю тебя, сын мой… и прошу простить меня, если что-то было не так…

Твой отец, Рене дЭрбле, герцог дАламеда»

Анри сидел, словно пронзенный молнией, этим неожиданным открытием. Аббат дЭрбле – его настоящий отец? Это казалось невероятным… Но постепенно Анри вспоминал, как светились теплотой и любовью глаза аббата, когда они встречались, как он опекал Анри и выслушивал все его откровения… Анри всегда знал, что его духовник приедет, стоит только Анри попросить его об этом… Получается… что все эти годы рядом с ним был его отец, а он даже не догадывался об этом! Как же он ничего не заподозрил! Ведь, если задуматься, он был совершенно не похож на герцога де Лонгвиля. Ни характером, ни привычками… А когда рядом оказывался аббат, сердце Анри переполняло необъяснимое чувство к этому человеку… Анри не мог понять, почему ему всегда было так хорошо рядом с Арамисом, почему его всегда к нему так тянуло…
«Это был голос крови…» - только сейчас понял Анри…- «Меня тянуло к нему, потому что голос крови не обманешь… Отец…»
И Анри впервые в жизни понял, что плачет…

Анна-Женевьева сидела за ночным столиком, в сотый раз перечитывая письмо Арамиса, когда раздался стук в дверь, и после ее «входите» в комнату вошел Анри.
На его растерянном лице она увидела множество чувств и эмоций, но не увидела того, чего опасалась – осуждения – и камень упал с ее души…
- Анри, сын мой…
- Матушка… - Анри опустился на колени перед ней. – Почему вы не сказали мне раньше…
- Ах, сын мой… Что сейчас говорить об этом… Рене… ваш отец… он… - она всхлипывала, не зная, сказал ли Арамис сыну, что умирает…
- Отец умирает… - продолжил за нее Анри.
Они посмотрели в глаза друг другу, и Анри вдруг понял, что должен сделать. Он еще ничего не сказал, а Анна-Женевьева уже прочитала на его лице, что сын принял какое-то решение.
- Простите меня, матушка, но то, что я собираюсь сделать, я сделаю даже если вы запретите мне это… Я принял решение, и никто меня не остановит. Я немедленно еду в Испанию. Я еду к своему отцу.
- Анри… - Анна-Женевьева обняла сына и поцеловала его волосы… - Я не буду вас удерживать… Я буду только молиться, чтобы вы успели… И если Господь будет милостив к нам… скажите ему… скажите Рене…
- Я скажу отцу, что вы любите его… - закончил за мать Анри и по ее улыбке понял, что угадал ее мысли.

На поместье де Лонгвиль уже опустилась глубокая ночь, когда Анри, взяв с собой лишь самое необходимое и, конечно же, письмо Арамиса, вскочил в седло, готовый отправиться в долгий путь. Анна-Женевьева перекрестила сына, они встретились взглядами…
- Пусть Господь будет с Вами, сын мой…
- Я должен успеть…

И с этими словами Анри дЭрбле (иначе он уже себя не воспринимал) пришпорил лошадь и с максимальной скоростью, на которую был способен его арабский жеребец, направился в сторону испанской границы…
«Я должен успеть… Я должен успеть…» - как молитву повторял он…


Над испанской резиденцией генерала Ордена иезуитов величественно всходило солнце. ДАламеда медленно подошел к окну. Вот уже неделя, как он вернулся в Испанию и уже успел завершить самые важные дела. Часть документов была сожжена в камине, другая часть зашифрована так, что могла быть прочтена лишь единицами, знающими шифр тамплиеров. Были написаны все необходимые письма. Еще раз было прочитано завещание и внесены небольшие изменения. Оставалось лишь то, что он мог позволить себе не закончить, если вдруг Господь, наконец, призовет его к себе…
Но вот уже который вечер он закрывал глаза, понимая, что может уже их не открыть, и вот уже которое утро снова просыпался после зыбкого сна, который ему давали сильное снотворное и обезболивающие, понимая – всевышний пока не торопиться забрать его к себе.
С каждый днем дышать становилось все труднее, он уже почти не вставал с кресла, так как каждый шаг вызывал жуткую боль, скрывать которую ему помогала лишь многолетняя мушкетерская выдержка.
«Господи…» - думал он, смотря, как медленно заливается летним солнцем город. – «Почему ты не облегчишь мои страдания и не заберешь меня к себе? Неужели я так много грешил, что ты так меня решил напоследок наказать… Засыпать каждый вечер в надежде обрести облегчение в смерти и просыпаться, понимая, что облегчения пока еще не наступило – это наказание похуже страшного суда… Почему, Господи?»
Он смотрел на икону Всевышнего в ожидании ответа, но Господь молчал…
В дверь постучали. После секундной паузы вошел Иларио – его секретарь. Ему было почти тридцать лет, из которых последние восемь он был рядом с Арамисом. Иларио был единственным в его ближайшем окружении, кто имел право входить в покои генерала Ордена вообще без стука. За последние годы он стал ему как сын… Арамису порой даже казалось, что они с Анри чем-то похожи. И тогда, когда он не мог быть рядом с сыном, всю свою нерастраченную любовь и заботу он переносил на Иларио.
- Монсеньор… - Иларио склонился в почтительном поклоне. – Ваше лекарство…
- Думаешь, стоит, сын мой? – слабо улыбнулся Арамис.
- Раз Господь пока держит вас в этом мире, значит, так надо, значит, еще не все вами закончено здесь… - и он протянул ему бокал с отваром.
Арамис послушно выпил.
- Мне нужно написать два письма. Меня беспокоить только в самом крайнем случае. – дАламеда протянул руку Иларио, и тот почтительно поцеловал перстень с серым камнем.
- Слушаюсь, монсеньор… - и Иларио вышел из комнаты, оставив Арамиса одного.
С трудом превозмогая боль, тот медленно подошел к столу.
Иларио же, закрыв дверь, готовился уже было приступить к ежедневному разбору утренней почты, как вдруг тишину резиденции нарушили громкие шаги, и в приемную стремительно вошел молодой человек в запылившемся костюме. Если бы на его пути ненароком оказалась бы какая-нибудь преграда, он был легко снес ее, даже не замедлив хода.
Юноша, не сбавляя скорости, направился к дверям покоев Генерала Ордена, и Иларио едва успел фактически грудью закрыть ему путь, встав вплотную к дверям. Гость в последнюю секунду замедлил шаг, иначе просто снес бы дверь вместе с Иларио.
- Сударь… - Иларио, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, с достоинством держал оборону. – Вы всегда так врываетесь? Кто вы и что вам надо?
- Мне нужно видеть герцога дАламеда. Это очень важно.
- Потрудитесь представиться и доложить причину вашего визита. Я сообщу ее Его Высокопреосвященству и, если он посчитает нужным…
Иларио не успел закончить, как по ту сторону двери раздались медленные шаги, и двери распахнулись.
Арамис, услышав шум, решил сам посмотреть, что происходит в приемной. В последние дни самым громким звуком в этих стенах был только бой настенных часов. А потому новые звуки вызвали его интерес и озабоченность.
Открыв дверь и увидев причину шума, Генерал Ордена растерянно замер в дверях… Перед ним стоял, с трудом переводя дыхание после долгого пути… Анри…
Их глаза встретились, и Арамису показалось, что земля уходит из-под ног… Он ухватился за косяк двери, не замечая испуганных глаз Иларио, который переводил взгляд с хозяина на гостя, каким-то внутренним чутьем понимая, что между ними есть неизвестная ему связь…
Наконец, Арамис смог взять себя в руки.
- Иларио, я ждал этого юношу… - Арамис не сводил глаз с сына, а Анри с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься в объятия отца на глазах у секретаря.
«Я успел… я успел…» - мысленно повторял он, вспоминая, как последние дни мчался, не зная сна и отдыха, останавливаясь лишь для того, чтобы сменить лошадь. – «Спасибо, Господи…»
- Нам нужно поговорить. Не беспокоить нас. НИКОМУ! – властно произнес генерал Ордена.
Иларио склонился в почтительном поклоне, не привыкший обсуждать распоряжения хозяина. Он подождал, пока Арамис и неизвестный юноша скрылись в кабинете, и закрыл двери.
Едва раздался хлопок закрывшихся дверей, как Анри бросился к Арамису…
- ОТЕЦ! – он замер, смотря на спину того, кого он знал столько лет, как своего духовника, и в ком только несколько дней назад обрел отца…
Арамис вздрогнул, услышав слово, которое уже и не мечтал услышать… Он повернулся к сыну, и Анри увидел в его глазах слезы…
Анри подошел к нему, опустился на одно колено и коснулся в почтительном поцелуе руки… Рука отца дрожала, он порывался что-то сказать и не мог… Анри поднял на него глаза, полные обожания и тоски… Тоски по утраченному времени, когда он не знал правды, тоски по не сказанным словам любви и не проведенным вместе дням…
- Сынок… - наконец, дрожащим голосом смог произнести Арамис… - Сын… мой…
Анри вытащил из внутреннего кармана камзола письмо, которое Арамис сразу узнал – то самое письмо, которое он писал бессонной ночью в доме Портоса.
- Отец… Я все знаю…
- Прости меня, сын мой… - Арамис ласково коснулся волос сына, смотрел на него, словно в первый раз, и не мог насмотреться…
- За что, отец? Мне не за что вас прощать… Да, вы не говорили мне правды о моем рождении. Но… Вы всегда заботились обо мне, любили меня… Я всегда знал, что могу рассчитывать на вашу защиту и помощь.
- Да я бы жизнь за тебя отдал… - голос, которым Арамис сказал эти слова, не оставлял сомнения в их искренности.
- Я знаю… - и Анри порывисто обнял отца.
Он каждой клеточкой своего тела впитывал неведомую ему ранее близость родного человека, вдыхал родной запах, который помнил с детства, когда он был еще маленьким, а Арамис, в редкие свои приезды, украдкой от герцога де Лонгвиля с помощью Анны-Женевьевы проникал в комнату Анри и часами сидел у кроватки сына и смотрел, как тот спит… Анри не помнил этого, но запомнил запах… теплый запах рук, который гладили его волосы, и теплоту губ, которые целовали его щеку… И сейчас эти детские воспоминания всплыли в его памяти… Он вдруг понял, что это он, Арамис, его отец, гладил его тогда по голове и целовал на прощание перед тем, как снова исчезнуть…
И сейчас он стоял, обнимая отца, чувствуя его прерывистое биение сердца, и старался запомнить это мгновение и ощущения, вызванные в его истосковавшейся душе…
Арамис же, обнимая сына, только сейчас понял, почему Господь никак не забирал его к себе…
Они не знали, сколько времени так простояли, пока Анри не почувствовал, что его отцу тяжело стоять. Он помог ему дойти до кресла и сесть. Сам же он сел в кресло рядом, не сводя глаз с Арамиса.
- Я уже и не мечтал о таком счастье, сын мой… - Арамис улыбнулся, ласково коснувшись руки сына. – Пределом моих мечтаний было, чтобы ты и твоя мать получили мои письма.
- Мы получили их, отец… - для Анри слово «отец», обращенное к тому, кого он всегда обожал и считал для себя примером, было подобно сладким звукам чарующей музыки, для Арамиса же это слово, которое он уже и не мечтал услышать, было наивысшим счастьем и прощением Господним… - Мы их получили.
Арамис посмотрел на сына, не зная, как задать вопрос, который вертелся на языке, но Анри внутренним чутьем все понял сам.
- Матушка… она была очень огорчена вашим письмом, тем известием, которое вы сообщили… Она просила вам передать…
- Что?
- Она просила передать, что… любит вас…
- Ах, сын мой… - улыбнулся Арамис… - Ваша матушка… это то чудо в моей жизни, которое я не заслуживал… А что касается известия, которое я вам сообщил… - улыбка покинула лицо Арамиса, и сердце Анри гулко забилось в груди.
- Отец… скажите, что это… ошибка…
- Увы… - Арамис посмотрел на сына, и того пронзила боль… боль грядущей утраты. – Это не ошибка… Каждый мой день может стать для меня последним. Мне все труднее ходить, дышать… Я не мог понять, почему Господь не забирает меня к себе… Я даже предположить не мог, что он подарит мне такую милость, как встречу с тобой, сын мой… Теперь я понимаю, что он ждал, пока ты приедешь… Теперь я счастлив так, как и мечтать не мог… И теперь, зная, что ты меня простил, что ты знаешь правду… теперь я могу спокойно умереть…
- Не говорите так, отец! – сердце Анри разрывалось от боли и беспомощности. Ах, если бы он мог что-то сделать, если бы он мог продлить дни отца на этой земле… Сколько бы он еще ему сказал, сколько бы вот таких встреч у них могло бы еще быть…
Арамис почувствовал всю боль своего сына, и сердце его затрепетало… Он смотрел на Анри и не мог насмотреться… И он понял, что может напоследок сделать для своего сына.
- Анри, сынок… - Арамис снял с пальца перстень с серым матовым камнем и, взяв руку сына, надел его ему. – Этот перстень… он не имеет большой ценности как драгоценность, но он имеет большую власть… Когда меня уже не будет рядом с тобой, когда я физически не смогу тебе помочь или защитить тебя… этот перстень будет спасать тебя. Не злоупотребляй его властью, но в трудную минуту… тебе стоит только показать его, и многие двери откроются перед тобой, люди, не знающие тебя и которых не будешь знать ты, будут готовы, не задавая вопросов, жизнь отдать, защищая тебя… Помни это… и береги его… Не допусти, чтобы этот перстень попал в злые или нечестные руки… Это может обернуться большой бедой…
- Я клянусь вам, отец… - Анри поцеловал перстень, а потом и руку отца… - Я клянусь вам, что буду защищать ваш дар, как самое дорогое, что у меня есть…
Они весь день просидели в кабинете, прервавшись лишь на обед, который здесь же накрыл Иларио. Анри, несмотря на долгую дорогу и бессонные ночи, не чувствовал усталости. Он восхищенно смотрел на отца и впитывал, словно молоко матери, каждое его слово и движение. Арамис же не мог поверить в нежданно обрушившиеся на него счастье… Его сын… промчался не один десяток миль, чтобы сказать ему, что любит его и ни в чем не упрекает… Впервые за последнюю неделю Арамис не чувствовал усталости, ему показалось, что с приездом Анри он словно сам помолодел лет на тридцать… И лишь к вечеру болезнь дала о себе знать тянущей, тупой болью в сердце…
Иларио принес лекарство. Анри отказался покидать покои отца и сказал, что заночует здесь же, рядом с ним.
Он помог Арамису дойти до кровати. И лишь когда тот, выпив снотворное, забылся зыбким сном, лишь тогда Анри почувствовал, как сам устал… Напряжение последних дней взяло верх и, как он ни старался, сон сморил его…

Арамис проснулся от пронзившей его сердце боли. Он открыл глаза и увидел дремавшего в кресле рядом с его кроватью Анри. Переведя взгляд на окно, он удивился яркому свету, проникавшему сквозь закрытые ставни. На часах было около трех ночи, и природа этого света была непонятна ему.
Он медленно поднялся с кровати и подошел к окну. Раскрыв ставни, он зажмурился от неизвестного света, ноги подкосились и он упал в стоявшее у окна кресло. Боль становилась все сильнее, заполняя собой каждую клеточку его тела. И тут… ОН ВСЕ ПОНЯЛ…
Он посмотрел в окно и… улыбнулся…
«Вот и все…» - подумал он… - «Спасибо, Господи…» - и глаза его медленно закрылись, а на губах замерла улыбка человека, познавшего в последние свои минуты наивысшее счастье, какое может быть даровано Всевышним…

Анри открыл глаза, понимая, что как ни старался, а все же уснул. Ругая себя за эту слабость, он посмотрел на кровать и не увидел там отца. Мгновенно проснувшись, он вскочил и, оглядев комнату, увидел Арамиса, сидящем в кресле у окна.
Должно быть, отец, проснувшись раньше него, решил встретить рассвет, сидя у окна.
- Отец… - Анри подошел к креслу и уже хотел было пожелать отцу доброго утра, как увидел его лицо и… замер…
- Нет… нет… НЕТ….. – Анри смотрел на замершее лицо отца, на закрытые глаза и еле уловимую улыбку на губах… - Отец… - и, разрыдавшись, он уронил голову на колени Арамиса…
Слезы душили его, сердце разрывалось от боли… Он сжимал в руках уже холодные ладони отца, не в силах принять то, что все-таки случилось…
В дверь постучали, и в покои тихо вошел Иларио…
- Сеньор… посыльный от Его Величества короля Испании.
Анри поднял голову и, не поворачиваясь к Иларио, посмотрел на лицо отца.
- Сеньор… - Иларио начал понимать, что случилось что-то страшное…
- Передайте посыльному… - глухо зазвучал в тишине кабинета голос Анри. – передайте, что Его Высокопреосвященство не сможет его принять… Передайте, что… - Анри поцеловал руку отца. – что герцог дАламеда… УМЕР… этой ночью…
Иларио вздрогнул всей душой, но не подал виду… Он поклонился тому, кому служил все последние восемь лет, и тому, кто сейчас на коленях сидел возле тела этого великого для него человека и, тихо затворив за собой двери, вышел…
А Анри продолжал сидеть возле отца, не чувствуя ни затекших от неудобной позы ног, ни внезапно подувшего в окно ветра, который теребил волосы, но не мог высушить слезы в глазах…
Душа же Арамиса, наконец, обретя покой, уносилась ввысь, все дальше и дальше от измученного тела… А застывшая на губах улыбка говорила об одном…
ГОСПОДЬ… ПРОСТИЛ… ЕГО…

 Отправлено: 05.02.10 20:28. Заголовок: ГЛАВА 11. В которой ..

ГЛАВА 11.
В которой помощь Рене и его друзьям приходит оттуда, откуда ее совсем не ждали


В отеле Рене, Мишель и Огюст оказались уже практически под утро. Им выделили трехкомнатный номер. Мишеля и Огюста хватило лишь на то, чтобы скинуть куртки и ботинки и рухнуть на заправленные кровати.
Рене же, несмотря на усталость, спать совсем не хотел. Он включил ноутбук и полез в интернет, чтобы найти хоть какую-нибудь информацию для начала поисков. Он лазил с одного сайта на другой, задумчиво крутя на пальце старинный перстень с серым матовым камнем. Этот перстень ему перед самой смертью передал отец, сказав, что это семейная реликвия и что он, Рене, в свое время должен будет передать его своему сыну. Отец еще что-то говорил о том, что перстень непростой, но Рене, в силу юного возраста, не вслушивался в слова отца, а потому ничего толком не запомнил, кроме того, что этот перстень обладает каким-то секретом.
И сейчас, остановив на нем взгляд, Рене вдруг подумал, что, может быть, этот перстень в свое время носил сам Арамис… Переведя глаза на лежащий на столе рядом с ноутбуком Герб, Рене вдруг подумал… А каким он был – Арамис? Таким, каким его описывал Дюма? Или другим… Да, это был человек, наделенный властью и могуществом, вершивший судьбы королей и наверняка причастный не к одной странице истории… И все-таки, это был прежде всего – Человек… который любил и ненавидел, дружил и воевал, чувствовал… Это был человек большой души и великого сердца, в этом Рене не сомневался…
- Я обязательно выясню тайну Герба… - прошептал он и поцеловал перстень, повинуясь какому-то необъяснимому порыву. – Герцог, я не успокоюсь, пока все не выясню… Обещаю Вам…
В этот момент створки окна резко распахнулись, и холодный зимний воздух разметал по полу рекламные проспекты, лежавшие на прикроватном столике. Рене бросился к окну и быстро закрыл его, но на мгновение ему показалось, словно его души коснулось что-то… Словно это сам герцог дАламеда сквозь века так высказал ему свою поддержку…
Вглядываясь в темноту мадридской ночи за окном, Рене вдруг снова вспомнил ту незнакомку из такси… Атенаис Дарине… Красивое имя… Он улыбнулся, сам не зная чему, но что-то внутри него подсказывало, что эта встреча не случайна, что он ее еще обязательно встретит.
Рене встряхнул головой.
- Хватит мечтать. Надо хоть немного определиться в направлении поисков. Раз мы приехали в Мадрид в поисках следов Арамиса, логично будет выяснить, где в 17 веке располагалась резиденция Генерала Ордена иезуитов. – и Рене вернулся к ноутбуку.

Когда около девяти утра в общую гостиную вышли потирающие глаза Мишель и Огюст, Рене уже сидел за столом, на котором только что горничная накрыла завтрак. Перед ним лежала небольшая стопка бумаги.
- Ааааф…. – потянулся Мишель. – Рене, ты что – совсем не ложился?
- Мне не хотелось спать. Зато я кое-что выяснил. – и Рене показал на стопку распечатанных листков.
- И что же тебе удалось узнать? – Огюст расположился рядом и принялся намазывать джем на тост. Мишель же разливал всем кофе.
- Я выяснил, где в 17 веке располагалась резиденция Генерала Ордена иезуитов. Это, кстати, не так далеко от нашего отеля. Я предлагаю после завтрака отправиться туда и узнать, что там сейчас располагается, и если нам повезет, может быть даже найти какие-то документы или свидетельства тех времен.
- Разумное предложение. – кивнул Огюст. – Но нужно иметь в виду, что в документах Ордена имя Магистра или, иными словами, Генерала, может быть другим. Либо документы могут быть вообще зашифрованы, что было свойственно всем Орденам, тем более такому могущественному и многочисленному, как Орден иезуитов.
- Ты прав… Поэтому будем просто искать любые упоминания о Генерале Ордена, который возглавлял его в XVII веке… Судя по свидетельствам Дюма, Арамис и его друзья жили где-то в середине и во второй половине XVII века. – Рене принял от Огюста тост с мармеладом, а от Мишеля дымящуюся чашку кофе.
- Но для начала надо хорошенько подкрепиться… - и Мишель с нескрываемым удовольствием поднял только что сооруженный им бутерброд, от одного вида которого у Рене и Огюста челюсти моментально оказались где-то в районе плинтуса – на половине французского багета красовалась пирамида из нескольких слоев ветчины, огурцов, маслин, листьев салата и куриной грудки. Все это было щедро приправлено тертым пармезаном.
- Приятного аппетита… Мишель… - только и смог выговорить Рене.
- Шпашибо… - не замечая шока друзей, Мишель одним махом откусил почти половину багета.

Спустя полчаса они уже выходили из отеля. Поймав такси и назвав водителю адрес, друзья вскоре уже стояли возле величественного здания в стиле Ренессанс. Подойдя ближе, они с трудом поверили своей удаче. Ибо на табличке возле входной двери было написано – «Музей истории религии».
Переглянувшись, они решительно вошли внутрь.
Поднявшись на второй этаж, Рене открыл первую попавшуюся дверь и… что называется, нос к носу столкнулся… с девушкой из такси.
- Опа… - только и смог удивленно произнести он. Мишель и Огюст непонимающе переглянулись.
- Молодой человек, вы преследуете меня? – с легкой улыбкой поинтересовалась девушка.
- То же самое я могу спросить и у вас. – Рене начал потихоньку приходить в себя, удивляясь, а точнее уже даже не удивляясь своим предчувствиям относительно незнакомки. – Сначала вы угоняете у меня из-под носа такси, теперь вот налетаете на меня, едва я успеваю открыть дверь.
- Видимо, это судьба. - неожиданно доброжелательно рассмеялась девушка.
- Кхе... Кхе… - деликатно намекнули о своем присутствии Огюст и Мишель, видя, как их друг и незнакомка общаются, с каждой секундой все больше и больше забывая о том, что они не одни…
- Прошу прощения… Атенаис, позвольте представить вам моих друзей. - Рене прижал руку к сердцу, извиняясь перед друзьями и дамой за свою оплошность.
- О… вы запомнили мое имя. – было видно, что девушка приятно поражена.
- Вас вообще сложно забыть…
- Кхе… - снова встрял Мишель, наблюдая, что Рене снова уносит куда-то в сторону…
- Ах, да. Познакомьтесь – мои друзья. Мишель Третьян – Мишель галантно раскланялся перед девушкой – и Огюст Лаферет – Огюст поцеловал руку Атенаис.
- Атенаис Дарине. – с улыбкой представилась она.
Огюст и Мишель замерли в поклоне.
- Господа, вы словно сошедшие с картин эпохи Людовика XIII дворяне… - девушка переводила взгляд с одного на другого, потом на третьего. – Судя по акценту, вы – французы?
- Да, совершенно верно. Мы в Мадриде по делам.
- Я тоже француженка. Родилась и выросла в Гаскони. – при упоминании Гаскони все трое друзей, не сговариваясь, переглянулись. – Я историк-искусствовед. Сейчас работаю над книгой по истории Ордена Иезуитов.
- Поразительное совпадение… - Рене, уже привыкший за последнее время ничему не удивляться, все равно был поражен этими удивительными совпадениями. – Мы тоже приехали в Мадрид в поисках материалов по истории Ордена.
- Вот как? – Атенаис заинтересованно вскинула брови. – Что же конкретно вас интересует? Я уже несколько месяцев занимаюсь этим вопросом и, возможно, смогу вам помочь.
- А мы можем это обсудить в более спокойной и комфортной обстановке? – поинтересовался Рене, в очередной раз задетый прибывающими туристами.
- Да, конечно. Здесь, за углом, есть очень уютная кофейня. Давайте пройдем туда. Сейчас в музее самый пик посетителей, и мы все равно не сможем ничего спокойно рассмотреть и обсудить. Мы вернемся сюда после полудня. Будет спокойнее.
- Отлично. Позвольте предложить вам руку… - и Рене предложил Атенаис руку, которую та с улыбкой взяла под локоть.
Они пошли впереди, а Огюст и Мишель следом.
- ДЭрбле есть дЭрбле… - усмехнувшись, произнес Мишель.
При имени «дЭрбле» Атенаис вздрогнула и совсем иначе, чем прежде, посмотрела на Рене, но тот не заметил этого.
- Даже спустя четыреста лет. – Огюст поддержал дружеский подкол Мишеля.
Атенаис же шла рядом с Рене и думала – послышалось ей или нет… или и правда этот могучий великан – друг Рене – и правда назвал его дЭрбле… Она думала об этом всю дорогу до кофейни.

В кофейне они устроились за дальним столиком и заказали по глинтвейну.
- Такой холод вообще-то редкость для Мадрида. – сказала Атенаис, делая первый глоток.
- Вы часто здесь бываете? – улыбнулся Рене.
- В последние три года достаточно часто. Собственно, в один из своих первых приездов, я случайно попала в Музей религии и меня очень заинтересовала экспозиция, посвященная Ордену иезуитов. Но тогда я была занята написанием диссертации, а потому вернуться к этой теме смогла только полгода назад. А вы? Что вас привело к этой теме?
Друзья переглянулись. У них у всех возникло какое-то необъяснимое доверие к этой девушке, но Рене решил все же начать издалека.
- Я недавно обнаружил в старинном сундуке в мансарде своей квартиры некоторые вещи, принадлежавшие моему предку. Они указывают на то, что он занимал важный пост в этом Ордене. Как журналиста, а, прежде всего, как потомка, меня это очень заинтересовало.
- Понимаю… - делая очередной глоток, улыбнулась Атенаис. – С вами понятно. А что же ваши друзья? Путешествуют за компанию?
- Вы очень любопытны, милая девушка. – деликатно вставил свое слово в разговор Огюст.
- Извините, мое гасконское происхождение иногда сильнее меня… - смутилась Атенаис. – Я, как и мои предки, умею находить приключения на свою голову.
- Не переживайте так! – засмеялся Мишель. – Огюст не хотел вас задеть. Он у нас вообще верх благородства и деликатности. А гасконцы и правда всегда отличались взрывным характером!
- Простите, если смутил вас. – Огюст ободряюще улыбнулся. – Мы путешествуем вместе, так как поиски нашего друга затрагивают и нас. Наши предки, как выяснилось, были очень дружны в свое время.
В этот момент Рене обернулся, чтобы о чем-то попросить официанта, и Атенаис увидела перстень на его руке.
- Рене… извините… - она дотронулась до руки молодого человека. – Извините… этот перстень…
- Да? – Рене посмотрел на перстень, а потом на девушку.
- Откуда он у вас? Вы знаете, что это за перстень?
- Это наш фамильный перстень. Мне его перед смертью передал отец. – Рене смотрел на новую знакомую, чувствуя, что она что-то знает об этом кольце.
- Это перстень Магистра ордена иезуитов… - Атенаис говорила с придыханием, с восхищением, так как не поверила своим глазам, увидев на пальце Рене то, что она искала столько месяцев, до этого видя только на гравюрах и на фотографиях копии, сделанной по описанию. - Существуют документы, говорящие о том, что во второй половине XVII века он принадлежал тогдашнему Генералу Ордена, но после его смерти исчез. Говорили, что будто он передал его своему сыну. Но это только догадки, так как по законам католичества священники давали обед безбрачия, и законнорожденных детей у них быть просто не могло.
- Вы знаете, как звали того Генерала Ордена? – насторожились Огюст и Мишель.
- В документах, которые мне удалось найти, его имя зашифровано как DdA… - Атенаис написала буквы на салфетке.
- Герцог дАламеда… - в полной тишине медленно по буквам произнес Огюст. – Смотрите сами: D – герцог, dA – дАламеда… - повторил он, указывая на каждую из букв.
- Арамис???? – интонация, с которой Атенаис произнесла это имя, заставила Рене вздрогнуть.
- Вам известно и то, что Арамис был реально существовавшим человеком? - хором удивились, переглянувшись, Рене, Мишель и Огюст.
- Я знала это, еще учась в Сорбонне. Тогда, готовя реферат по истории своей фамилии, мне пришлось много заниматься генеалогическим древом, и я с удивлением выяснила, что являюсь потомком одной из ветвей рода дАртаньянов. Но когда я начала изучать историю Ордена, я как-то не сообразила связать свое открытие с именем Генерала Ордена. А ведь я знала, что Арамис был его Главой какое-то время…
- Так вы потомок дАртаньяна???!!!??? – друзья были так шокированы услышанным, что Мишель от неожиданности даже опрокинул свой бокал с глинтвейном. Горячий напиток плеснул ему на брюки, но он даже не заметил этого.
- Да… - растерянно произнесла девушка, понемногу начиная кое-что подозревать…
- Чтобы вам окончательно стало все понятно, разрешите представиться еще раз. – Огюст улыбнулся девушке. – Огюст Лаферет, потомок Атоса, графа де Ла Фер.
- Мишель Третьян, потомок Портоса, барона дю Валлона де Брасье де Пьерфона. – Мишель тоже с улыбкой наблюдал, как с каждым произносимым ими словом вытягивается от удивления лицо Атенаис.
- Ну, и, наконец… - Рене выдержал театральную паузу. – Рене Эрблес, потомок того самого Арамиса, аббата дЭрбле, епископа Ваннского, герцога дАламеда, Генерала Ордена иезуитов. Так что… догадки оказались верны – у Арамиса был сын. Иначе бы кольцо не оказалось на моей руке.
- Невероятно… - Атенаис в полном шоке оглядывала улыбающихся мужчин. – Это просто чудо какое-то…
- Вы знаете, а мы уже начинаем к этому привыкать… к чудесам. – Огюст быстрее всех пришел в себя, и мог нормально излагать мысли. – Кстати, Атенаис… Не находили ли вы некоего письма от Арамиса к дАртаньяну или, может, от дАртаньяна к своей дочери?
- Откуда вы знаете про письмо? – глаза Атенаис все больше округлялись, и Мишель уже начинал посмеиваться, гадая, есть ли еще запасы или это уже предел округления.
- Просто мы все – Рене с улыбкой обвел друзей рукой. – нашли такие письма: у меня с такого письма собственно все и началось… Я нашел в мансарде письмо Арамиса к дАртаньяну, Огюст нашел письмо Атоса к сыну, Мишель так же нашел письмо Портоса к дочери.
- Я действительно нашла письмо дАртаньяна к дочери. – и Атенаис вытащила из внутреннего кармана сумки сложенный вчетверо листок бумаги.

И раскрыв его, она начала читать письмо вслух.

«Дорогая моя Жаклин… Доченька…
Я пишу тебе это письмо, потому что не уверен, что увижу тебя снова.
Завтра утром я отправляюсь в поход. Франция начала войну с Голландией, и король поручил мне возглавить один из самых ответственных фронтов.
Вообще-то я даже рад этому походу… И… прости меня за эти слова, но я не буду жалеть себя, уворачиваться от пуль и снарядов…
Прошло уже полгода, как я узнал о смерти Арамиса, а вслед за ним, о гибели Атоса и Портоса… Мои верные друзья покинули меня… Я одинок на этой земле. И каждый новый день уже не радует меня так, как прежде… Я знаю, что уже не увижу вдали карету с испанским гербом… Я знаю, что меня больше не встретят крепкие объятия в поместье дю Валлон… И больше не к кому ехать в замок де Ла Фер… Земля опустела…
Я осиротел… Каждый день, прежде чем заснуть, я разговариваю со своими друзьями… И они отвечают мне, я явственно слышу их голоса… Они ждут меня там, на небесах…
Я очень тебя люблю, но мне слишком тяжко стало на этой земле…
Надеюсь, Господь будет милостив ко мне, и какое-нибудь голландское ядро станет ступенькой на моем последнем пути к друзьям… Наверное, грешно просить о смерти… но иногда только смерть дарит покой и приносит облегчение…
А я все равно всегда буду с тобой… Я люблю тебя, и моя любовь переживет меня в этом мире…
И сейчас, чувствуя, что больше нам не придется поговорить, я хочу еще раз сказать тебе о том Гербе дружбы, про который рассказывал раньше. Помнишь тот изумруд? Береги его… Что бы ни случалось в твоей жизни, не расставайся с ним. Какими бы тяжелыми ни были времена… ты можешь продать последнюю рубаху, но этот изумруд должен оставаться в нашем роду, несмотря ни на что… Завещай его своим детям, как я сейчас завещаю его тебе…
Как говорил Арамис в свой последний приезд… однажды этот камень, если на то будет воля Всевышнего, объединиться с остальными и откроет миру великую тайну и самую большую драгоценность, какая может быть у людей… Поэтому береги его…

Вот и все… Какая полная сегодня луна. Мне кажется, я слышу голос Атоса… он снова спорит с Портосом, какого года бургундское лучше. А Арамис снова пытается их примирить…
Наверное, я уже схожу с ума…
Прощай дочь моя…

Нежно целую твои локоны.
Твой отец Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, граф дАртаньян»

Атенаис уже закончила, а друзья продолжали сидеть молча, как и после прочтения первых писем, переваривая в сознании только что услышанное.
- Выходит, что в отличие от версии Дюма, последним из мушкетеров умер дАртаньян. – наконец, прервала молчание Атенаис, снова складывая листок.
- Да… И в этом письме мы узнаем кое-что новое. Судя по письму дАртаньяна, Атос и Портос погибли следом за Арамисом. – Мишель задумчиво подпирал щеку.
- И у меня создалось впечатление, что это произошло практически одновременно. – высказал свое соображение Огюст.
- Атенаис, значит, вы знаете и про Герб Дружбы? – Рене уже немного пришел в себя и улыбался своим воспоминаниям, когда он чувствовал, что встреча с этой девушкой неслучайна.
- Да, он упоминается в письме. Но это все, что я знаю…
Рене, продолжая улыбаться, достал из кейса сверток и глазам изумленной Атенаис предстал загадочный Герб Дружбы.
- Как видите, здесь уже есть части Атоса, Портоса и Арамиса. Нам не хватало лишь части дАртаньяна. Мы собирались отправиться на поиски в Гасконь после Мадрида. И тут такая удача… или воля провидения, уж и не знаю, как сказать… - Огюст сдержанно улыбался, посматривая на Атенаис. – Уж насколько я всегда был приземленным человеком, и то уже начинаю верить в чудеса.
- Кстати, о Гербе – встрепенулся Мишель. – Атенаис, вы не находили изумруд дАртаньяна?
Улыбаясь, Атенаис сняла с шеи цепочку с кулоном, осторожно отщелкнула верхнюю крышку, и друзья увидели необыкновенной красоты и чистоты цвета изумруд. Атенаис сама вытащила его и положила на место на Гербе.

Они сидели и смотрели на представшую их взорам красоту – наконец, они видели полный Герб, такой, каким он был изначально. Их не покидало ощущение, что одна из важных ступеней пройдена и теперь, там впереди, их ждет тайна, которая сквозь века была дарована им их предками.
Рене даже поймал себя на мысли, что ощущает рядом присутствие кого-то невидимого. Словно кто-то положил ладонь на его плечо и ободряюще сжал его. И он удивленно услышал собственный голос, слова сами собой срывались с губ:
- Теперь Герб снова стал единым. Но чтобы понять главное – его тайну – нам нужно найти завещание Арамиса. Мне кажется, что в нем будет разгадка или, по крайней мере, намек на то, куда нам двигаться дальше.
- Я согласен с Рене. – кивнул Огюст. – но где нам искать завещание? Насколько я понимаю, ты его в своем доме не обнаружил? – посмотрел он на Рене. Тот отрицательно помотал головой.
- Кажется, я догадываюсь, где завещание… - пробормотала Атенаис. Она усердно что-то вспоминала, морща свой очаровательный лобик.
Друзья терпеливо ждали.
- В музее я видела документ, похожий на завещание. Но я не успела его прочитать. Кажется, он был написан на латыни…
- Вот и повод вернуться в музей! – обрадовался Мишель.
- Да… Там нам надо подойти к одному из кураторов экспозиции – Марку Фабиусу. Это он мне помогает с самого начала, как я занялась историей Ордена.
И, расплатившись за глинтвейн, они поднялись и направились навстречу новым событиям, загадкам и тайнам…
Но теперь их было четверо… и они чувствовали то, что и их предки – они были один за всех и все за одного…

 Отправлено: 05.02.10 20:34. Заголовок: Читала бы тебя до ве..

Читала бы тебя до вечера...

 Отправлено: 05.02.10 20:37. Заголовок: ГЛАВА 12. В которой ..

ГЛАВА 12.
В которой мы понимаем, что настоящие друзья едины и в жизни, и в смерти.



Ночь уже давно накрыла Мадрид своим покрывалом, а Анри продолжал сидеть в комнате гостиницы, не зажигая свечей. В окно проникал мягкий свет от уличного фонаря, от которого камень перстня на пальце Анри переливался гранями…
Анри сидел и смотрел на этот перстень, не отрывая глаз…
Он никак не мог прийти в себе после смерти Арамиса. «Почему, Господи… Почему ты подарил мне счастье встречи с отцом, которого я не знал столько лет, и тут же забрал его у меня…» - думал он снова и снова…
Слез уже не было. Была только тупая боль в сердце… Она не покидала его все время, пока он и Илларио ждали доктора, чтобы тот подтвердил факт смерти Генерала Ордена, она терзала его и когда приехали представители Ордена, которым предстояло взять на себя правление, пока не будет утвержден новый Магистр. В одной части своего завещания Арамис уже определил своего преемника. Теперь оставалось его утвердить на всеобщем собрании Ордена.
Вторая часть завещания касалась мирской жизни герцога дАламеда. Поверенный герцога сказал Анри, что там многое касается его и попросил задержаться в Мадриде на несколько дней.
Сегодня днем к Анри приезжал посыльный от поверенного, который сообщил, что покойный Генерал Ордена в своем завещании пожелал, чтобы его кремировали, а прах был захоронен согласно завещанию его наследником и человеком, которому он передаст при жизни свой перстень. И поскольку все заметили этот перстень на пальце Анри, к тому же оказавшемуся и наследником дАламеда, то исполняли волю Магистра, не задавая лишних вопросов. Так же через день или два поверенный обещал лично встретиться с Анри и передать тому текст завещания.
В дверь постучали. Анри продолжал молча сидеть, никак не реагируя. Ему казалось, что вместе с отцом что-то умерло и в нем самом. Конечно, он понимал, что отец умирает, но все равно его смерть стала для него неожиданностью и шоком.
За спиной раздались тихие шаги. Кто-то зашуршал спичками и по комнате разлился мягкий свет от настольной свечи. Шаги уже послышались где-то совсем рядом. Анри поднял глаза и увидел Иларио.
Тот сел на стул рядом с Анри. Какое-то время они оба молчали.
- Сеньор… - нарушил молчание тихим голосом Иларио. – Последние восемь лет я служил герцогу и был предан ему, как верный пес… Я так уважал и преклонялся перед ним, что был готов жизнь отдать за него. С его смертью… - Иларио посмотрел на Анри. – с его смертью… моя жизнь потеряла смысл…
- Я понимаю тебя, Иларио… - Анри постарался улыбнуться убитому горем секретарю отца, но улыбка не получилась.
- Я заметил, как отреагировал на ваше появление монсеньор… И я понял, что вы очень дороги ему и много для него значите. Это было видно по его взгляду, это подтверждается и тем, что свой перстень он отдал именно вам. И я подумал… Если вашей светлости будет угодно, я готов всю свою преданность монсеньору отныне перенести на вас.
Анри внимательно посмотрел на Иларио. Тот покорно и преданно ждал ответа юного наследника своего хозяина.
- Ты ведь не знаешь – кто я… Ты не знаешь меня и готов служить мне?
- Я привык не задавать лишних вопросов. Мне достаточно того, что вы обладатель перстня и наследник герцога. Если ваша светлость пожелает что-то мне сказать - ваша воля. Я же готов довольствоваться тем, что уже знаю и что видел.
- И ты последуешь за мной?
- Куда бы вы не приказали, сеньор. Меня ничто не держит более здесь.
- Разве ты не подчиняешься новому Главе ордена?
- Нет. У него будет свой секретарь. А я, оставаясь членом Ордена, отныне волен жить, где пожелаю, и служить, кому пожелаю.
Анри встал и медленно подошел к окну. Он вспомнил, как Иларио преданно и заботливо относился к его отцу. Как сам в тот вечер напомнил, что пора пить лекарство. Он и правда любил его отца и был верен ему. Так почему бы…
Анри повернулся к Иларио. Тот по-прежнему сидел на том же месте и ждал его ответа.
- В таком случае, Иларио… Мы остаемся здесь до момента передачи нам праха герцога и его завещания, а потом возвращаемся во Францию. Если, конечно, в завещании не будет каких-либо распоряжений герцога, которые потребуют нашей задержки в Испании.
- Как прикажете… хозяин… - Иларио подошел к Анри, почтительно опустился на одно колено и поцеловал перстень. – Будут ли еще какие-нибудь распоряжения сейчас?
- Ты где живешь, Иларио?
- Когда я служил герцогу, я жил в его апартаментах. Пока меня не гонят оттуда, но когда-нибудь мне пришлось бы искать новое место…
- В таком случае ты сейчас поезжай за своими вещами и возвращайся сюда.
- О, сеньор. Вам не придется долго меня ждать. У меня мало вещей, я обернусь меньше чем за час.
- Хорошо, Иларио. Иди… - когда его новый камердинер уже подошел к двери, Анри окликнул его. – Когда будешь уходить сейчас, попроси хозяина что-нибудь сообразить на ужин. Откровенно говоря, я со вчерашнего утра ничего не ел…
- О, сеньор. У вас будет самый лучший ужин, какой может быть в этой гостинице в это время. – и Иларио, поклонившись, вышел.
Анри вернулся в кресло, в котором он сидел до прихода Иларио. Он снова посмотрел на подаренный отцом перстень. От появления Иларио в его жизни и обретения в его лице верного слуги Анри стало немного легче… По крайне мере, теперь рядом с ним был человек, который любил его отца. А значит, на преданность этого человека может рассчитывать и он, Анри.

На следующее утро, едва Анри успел позавтракать, прибыл посыльный от поверенного Арамиса, который сообщил, что у дверей гостиницы Анри ждет карета, которая доставит его к поверенному.
Анри вместе с Иларио спустились за посыльным. Иларио почтительно открыл перед Анри дверцы кареты. Он всячески показывал Анри, что будет так же предан ему и так же будет заботиться о нем, как это делал по отношению к герцогу дАламеда.
Едва они оказались внутри кареты, как Анри посмотрел на Иларио, сидящего напротив него, и сказал так, словно произносил самые обычные слова:
- Герцог дАламеда был моим отцом…
Открывая Иларио эту тайну, он был уверен, что тот унесет ее с собой в могилу. Он чувствовал это. Он знал, что в его лице нашел преданного себе человека.
Иларио лишь на мгновение закрыл глаза, давая понять, что его новый хозяин может не волноваться за сохранность этой тайны. Впрочем, Иларио и сам догадался об этом еще в тот день, когда Анри так стремительно нарушил тишину резиденции Генерала Ордена. Слишком уж они были похожи… отец и сын…
Через полчаса Анри уже сидел в кабинете поверенного. Иларио остался ждать за дверью, в приемной.
- Доброе утро, сеньор де Лонгвиль.
- Вряд ли я могу назвать это утро добрым… - грустно ответил Анри. – Впрочем, как и последние три утра…
- Понимаю вас. – кивнул поверенный. – Я не задержу вас надолго.
Поверенный встал и подошел к стене. Нажав невидимую пружину, он открыл потайную дверцу и вытащил из тайника два конверта. Один из них был немного толще другого. Бумага, судя по виду, была дорогой, с тиснением и золотым вензелем в правом верхнем углу.
- Это завещание герцога дАламеда. – сказал он, вернувшись за стол. – Герцогом было составлено два экземпляра. Один остается у меня, второй я отдам вам. Ваш экземпляр вот в этом конверте – поверенный протянул Анри более пухлый. - Вы названы в этом завещании главным наследником. Поэтому все распоряжения герцога, его последняя воля должны быть исполнены вами.
- Не волнуйтесь. – Анри взял из рук поверенного конверт. – Я в точности выполню то, что пожелал герцог, чтобы это ни было.
- Вы все прочтете сами. Единственное, что я вам скажу сейчас, это то, что герцог пожелал, чтобы после смерти его тело кремировали и похоронили во Франции. Место, где он пожелал быть похороненным, вы узнаете из текста завещания. Насколько мне известно, прах герцога вам сегодня доставят представители высшего духовенства Ордена.
Анри почувствовал, что боль от потери отца снова возвращается… Он не мог представить своего голубоглазого красавца-отца, стройного и статного, в виде груды пепла…
- Сеньор… - Анри очнулся от своих мыслей, поняв, что поверенный уже несколько раз позвал его.
- Извините…
- Я понимаю вас… Видимо, Его Высокопреосвященство был очень дорог вам…
- Он был моим духовным отцом – Анри не мог раскрыть истинную причину своей скорби незнакомому человеку. А это объяснение было и правдой, и в то же время не вызывало никаких подозрений и полностью объясняло чувства Анри.
Поверенный понимающе кивнул.
Анри расписался в книге о том, что забрал второй экземпляр завещания, они попрощались, и он покинул кабинет поверенного.
Иларио словно ждал его появления в любой момент, потому что вскочил сразу же, как только Анри показался из дверей кабинета. После едва заметного кивка головы юного герцога, он спокойно и преданно последовал за ним.
Карета поверенного отвезла их обратно в гостиницу.
И вот они уже сидели в комнате Анри. Иларио молча ждал, когда сын Арамиса откроет завещание.
Наконец, Анри раскрыл конверт, достал сложенный вчетверо листок с вензелем герцога и три запечатанных конверта, долго читал завещание, а, закончив, еще какое-то время сидел с закрытыми глазами. Иларио терпеливо ждал.
Наконец, Анри открыл глаза.
- Отец пожелал, чтобы его прах был захоронен во Франции. Он оставил все свое имущество мне. Так же он просит оповестить его друзей - Атоса, Портоса и дАртаньяна о его смерти, отправив им письма, которые написал перед смертью. Тут же еще приложено письмо, где отец сообщает мне о неком Гербе дружбы и его части этого герба и просит меня хранить их, передавая по наследству в нашем роду…
- Монсеньор как-то рассказывал мне об этом Гербе. – кивнул Иларио. – Этот Герб они с друзьями придумали еще во времена своей мушкетерской молодости.
- В письме отец говорит, что Герб и часть Арамиса спрятаны здесь в Мадриде в церкви при резиденции под постаментом у иконы святого Петра.
Анри замолчал. Было видно, что он размышляет о чем-то. Иларио не торопил хозяина, а молча ждал, что тот скажет дальше.
– Поверенный сказал, что сегодня представители Ордена привезут прах отца… - наконец, продолжил он, и Иларио еле заметно вздрогнул при слове «прах».
- Мне до конца жизни будет не хватать этого великого человека… - грустно сказал он. – Я всегда восхищался его умом, выдержкой, умением без каких-либо видимых усилий окружать себя преданными людьми. В нем властность удивительно гармонично соседствовала с великодушием, беспощадность к врагам с преданностью друзьям…
- А я, Иларио, жалею, что не знал правды раньше… Я всегда любил его, восхищался им, но даже не подозревал, что этому человеку я обязан не только характером и взглядами, но и жизнью…
- Вы успели попрощаться с ним… Господь так захотел, чтобы вы успели. И этот день, проведенный с вами, стоил для него всех тех лет, что вы не были рядом. Я в этом уверен.
- Спасибо, Иларио. – Анри грустно улыбнулся… - И я рад, что ты отныне со мной… Ты мне потом расскажешь об отце? Каким он был…
- Конечно, сеньор… Вы можете гордиться своим отцом. Он, как и все мы, был не безгрешен, но… он все равно был великим человеком. Думаю, он оставит свой весомый след в истории.
Иларио хотел еще что-то добавить, но на лестнице за дверью послышались медленные шаги и вскоре в дверь постучали.
Иларио открыл, и в комнату вошли трое монахов в черных одеяниях с головами, покрытыми капюшонами. Двое из них остались почтительно стоять у двери, а третий подошел к Анри. Он скинул капюшон, и Анри увидел перед собой седовласого мужчину лет шестидесяти. Под черным монашеским плащом угадывались шикарные одежды. Судя по всему, этот человек был одним из представителей высшего духовенства Ордена.
- Сеньор де Лонгвиль? – тихим голосом спросил он.
- Да. Совершенно верно. – Анри поклонился мужчине, как подобало перед высоким духовным лицом.
Седовласый посетитель благословил Анри, перекрестив рукой, унизанной перстями.
- Вы являетесь наследником герцога дАламеда согласно его завещанию. К тому же вы являетесь обладателем перстня, который дает вам особую власть и привилегии. И хоть вы не являетесь членом Ордена, Магистр имел право передать вам свой перстень, тем самым наделив вас особой защитой со стороны Ордена. Надеюсь, вы осведомлены, что вам следует хранить и оберегать этот перстень.
- Да. Его Высокопреосвященство предупредил меня об этом. – кивнул Анри. – Я клянусь вам его памятью, что перстень не попадет в недостойные руки.
Монах кивнул, показывая, что такой клятвы ему вполне достаточно.
- Я прошу вас сейчас проехать со мной в церковь при резиденции Ордена, чтобы мы могли передать вам прах герцога для его захоронения. Согласно завещания, это ваша забота.
- Да. Я знаю. Я готов поехать с вами прямо сейчас. – сказал Анри, про себя подумав, что это к тому же хороший шанс забрать Герб и часть Арамиса.
- Прекрасно. Моя карета ждет нас у входа.
- Вы не будете возражать, если мой камердинер поедет с нами. – кивнул Анри в сторону Иларио, который все это время молча стоял в стороне.
- Нет. Это ваше право. – и монах направился к выходу.
Один из двоих его сопровождавших почтительно открыл дверь. Следом за монахом вышел Анри. Процессию замыкал Иларио, несший плащ Анри. Когда все вышли, монахи закрыли дверь комнаты и последовали за остальными.
Карета Ордена привезла Анри к той самой резиденции, где он был всего три дня назад. Везде были приспущены флаги, как дань уважения покойному Генералу Ордена.
Анри провели в церковь. В пустом зале тихо потрескивали свечи, все вокруг было наполнено величием и трагичностью момента. На постаменте у той самой иконы святого Петра, которую упоминал в завещании Арамис, стоял небольшой кованый ларец, украшенный золотом и рубинами. На крышке ларца был выгравирован вензель герцога дАламеда.
Анри медленно подошел к постаменту, но не сразу смог прикоснуться к ларцу с тем, что осталось от его отца… В горле снова встал комок, а в глазах помутнело от навернувшихся слез.
К Анри тихо подошел тот самый монах, что приезжал к нему.
- Скажите… - прошептал Анри. – Могу я остаться на какое-то время один, дабы помолиться об упокоении души Его Высокопреосвященства.
- Да, конечно. – так же шепотом ответил монах. – Молитесь сколько угодно, сын мой…У входа вас будет ждать моя карета, которая доставит вас обратно в гостиницу.
- Спасибо вам… за все… - Анри поднял глаза на монаха.
- Герцог был одним из самых достойнейших руководителей Ордена. Нам будет не хватать его мудрости и дипломатии. – перекрестился монах и поцеловал крышку ларца с прахом. – Да упокоится его душа с миром… Удачи вам, сын мой…
И перекрестив теперь уже Анри, монах вышел из залы. Анри остался один…
Постояв какое-то время перед постаментом и действительно помолившись об упокоении души отца, Анри стал думать, где здесь может быть спрятан Герб. Наклонившись к постаменту, он стал аккуратно исследовать его основание. В какой-то момент он видимо нажал скрытый рычаг, потому что почувствовал, как к его ногам выскочила панель. Открыв ее, Анри нащупал внутри сверток. Когда он вытащил сверток и развернул его, его взору предстал высеченный из серого камня Герб. Три части его были пусты, в четвертой, изображающей католический крест, переливался гранями великолепной огранки рубин.
Анри спрятал Герб внутри камзола, осторожно взял ларец и вышел из церкви.
Иларио ждал его у кареты. Они встретились взглядами, и Иларио понял, что Анри нашел Герб. Через полчаса они уже сидели в комнате гостиницы.
- Ну вот, Иларио… - Анри смотрел на ларец, не в силах оторвать глаз. – В Испании мы сделали все, что нужно. Завтра можем двигаться в путь. Нас ждет Франция.
- Сеньор… - Иларио тоже, не отрывая взгляда, смотрел на ларец. – Зная, что нам придется везти… - он замялся на мгновение. – везти прах вашего отца, я взял на себя смелость нанять карету. В десять утра она будет стоять у входа в гостиницу.
- Спасибо, Иларио. Ты все прекрасно понимаешь сам. Мне даже не надо ничего тебе говорить.
Иларио поклонился, благодаря Анри за столь высокую оценку его служения.
Анри же достал три письма, которые его отец написал Атосу, Портосу и дАртаньяну.
- Иларио, пока мы здесь, надо отправить письма. Поскольку мы будем проезжать через поместье дю Валлон, письмо Портосу я передам сам, а письма Атосу и дАртаньяну мы отправим. Как думаешь, это лучше сделать сейчас или когда будем уже во Франции?
- Вы можете это сделать сейчас, воспользовавшись секретной доставкой Ордена иезуитов. Как обладатель перстня Генерала, вы имеете на это право. Гарантирую вам, что это один из самых надежных и быстрых способов доставки корреспонденции.
- Хорошо. Тогда, Иларио, я поручаю тебе заняться этим сейчас. – и он протянул слуге два из трех писем.
- Будут ли еще какие-либо распоряжения? – спросил он, беря письма из рук Анри.
- Да. Когда закончишь с отправкой, займись провизией в дорогу…
- Хорошо, сеньор. Я могу идти?
- Да, иди. Я хочу немного побыть один… Есть о чем подумать…
Иларио поклонился Анри и вышел, неслышно закрыв за собой дверь.
На следующее утро они покинули Испанию. Их ждала Франция. Письма уже несли Атосу и дАртаньяну печальную весть, а карета с Анри и Иларио на максимально возможной скорости неслась к французской границе.

Письма еще не достигли своих адресатов, а в замке де Ла Фер Атос стоял у окна и смотрел, как на поместье надвигается буря. Еще светило солнце, но над горизонтом уже росла, набирая силу, огромная черная туча. И сердце Атоса вдруг пронзила резкая боль.
Он понял – что-то случилось… Он тут же вспомнил свою последнюю встречу с Арамисом, и своим преданным сердцем почувствовал – с другом случилась беда…
«Господи… Неужели ты этой бурей и этой болью пытаешься мне сказать, что моего друга больше нет на этой земле?» - думал он, вглядываясь в горизонт. Он отошел от окна и сел за стол, чтобы написать Раулю прощальное письмо. Ему надо было успеть все еще раз сказать сыну про Герб. Если Арамис умер… значит, и его, Атоса, дни сочтены… Значит, и он уже встал на первую ступеньку на пути в вечность… Он не мог это объяснить, он просто это ЗНАЛ…
Он уже заканчивал письмо, как услышал шаги за дверью. И после стука в комнату вошел Гримо – его давний и верный слуга.
- Ваша светлость, к вам гонец из Испании. – доложил он.
- Из Испании? – вздрогнул Атос.
«Вот оно… Это случилось…» - сердце учащенно забилось.
В кабинет вошел молодой человек в черном костюме, без слов отдал Атосу конверт, щелкнул ботфортами, раскланялся и скрылся прежде, чем Атос успел что-то у него спросить.
Атос вернулся в кресло у стола и открыл конверт.
Это было письмо от Арамиса, в котором он еще раз прощался со своим другом, просил его не грустить и вспоминать только самое лучшее, что было в их жизни. Он сообщил, что его часть Герба, как и сам Герб, в надежных руках. Арамис так же написал, что завещал похоронить себя во Франции. Когда Атос прочитал название места, где его друг пожелал обрести вечный покой, он вдруг понял… что Арамис неспроста выбрал именно ЭТО место… Он внимательно несколько раз прочитал ту часть письма, что касалось этого…
«Арамис прав… Так и надо будет сделать, как он предлагает» - подумал Атос и позвал Гримо.
- Гримо, друг мой. Пошлите посыльного к моему поверенному. Я хотел бы видеть его завтра. Мне нужно внести кое-какие изменения в завещание.
- Господин… - начал было огорченный Гримо.
- Не надо слов… - Атос поднялся и подошел к слуге. – Ты столько лет со мной, знаешь меня, наверное, лучше меня самого… Не будем лицемерить. Я только прошу тебя быть с Раулем и оберегать его, когда меня не станет…
- Обещаю вам, господин… - и Гримо вышел, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы, так как знал, что это расстроит его господина.
Атос же вернулся к столу и закончил письмо для Рауля. Ну, вот… Все готово. Письмо написано. Завтра он внесет нужные изменения в завещание.
На стекло стали падать первые капли дождя… Буря набирала силу. Атос смотрел в окно, грустно улыбаясь, и понимал, что это Арамис сейчас прощается с ним.
«А я не буду говорить вам «прощайте», друг мой…» - подумал он, снова открыв письмо Арамиса. – «Потому что ТАМ… вы недолго будете один… Ждите меня, дружище… Я скоро…»
И погасив свечу, он медленно вышел из кабинета.
На следующий день приехал поверенный и сделал все, что пожелал граф де Ла Фер.
Рауль искренне не понимал, почему отец так аккуратно, шаг за шагом готовится к смерти. Он не был болен, но почему-то упорно считал, что его дни сочтены. Атос поначалу пытался объяснить сыну свои предчувствия и ощущения, но, увидев, что Рауль искренне не понимает его, прекратил свои попытки.
Когда же на следующее утро после визита поверенного Рауль вошел в спальню отца, он обнаружил бездыханное тело графа, сидящего в кресле у окна. Глаза его были закрыты, на губах замерла улыбка.
Рауль не мог знать, что ночью Атоса разбудил яркий свет в окне. Он встал, подошел к окну, распахнул ставни и увидел… Арамиса, стоящего в потоке яркого, но не слепящего, света посреди лужайки внутреннего двора замка. Арамис стоял и улыбался другу… Потом он медленно подошел к окну, внимательно посмотрел на графа и протянул ему руку… Атос понял, что его друг решил встретить его на пороге вечности… И он спокойно вздохнул в последний раз, закрыл глаза и благодарно улыбнувшись, шагнул навстречу свету…
Распоряжение отца в завещании, касавшееся места захоронения, немало удивило Рауля, но он был обязан исполнить его волю. А потому решил, что отец - граф де Ла Фер - будет предан земле согласно своего последнего желания.


А буря, пронесясь над замком де Ла Фер, уже направлялась в сторону поместья дю Валлон, туда, куда как раз подъезжали в карете Анри и Иларио.
Портос, к которому после визита Арамиса никто не приезжал, настороженно отнесся к возникшей на горизонте карете. Он лично вышел встречать неизвестных гостей.
Из кареты вышли два молодых человека, один из которых, судя по виду, был господином, а второй – слугой.
- Если я не ошибаюсь, вы – господин дю Валлон де Брасье де Пьерфон? – спросил первый.
- Да. – все еще подозрительно посматривал на них Портос.
- Меня зовут Анри де Лонгвиль… - юноша выдержал паузу – А точнее… Анри дЭрбле – и внимательно посмотрел на Портоса.
Услышав имя дЭрбле, Портос удивленно посмотрел на гостя.
- Как вы сказали? – решил на всякий случай уточнить он. А вдруг послышалось…
- Анри дЭрбле. – повторил юноша. – Я понимаю, вы удивлены. Мой отец – аббат дЭрбле, герцог дАламеда, а проще говоря, Арамис…
- Вот что… - мотнул головой шокированный этим известием Портос. – Пройдемте-ка в дом, и вы мне все подробно объясните.
В ожидании ужина, когда они сидели в гостиной у камина, Анри все рассказал Портосу. А тот, конечно, вспомнил непонятную ему тогда грусть Арамиса. Сейчас, глядя на сидящего напротив него молодого человека, он понял причину тоски друга. Арамис тогда тосковал по сыну…
Анри рассказал Портосу все, что случилось с того момента, как он приехал к отцу и до приезда в поместье дю Валлон. Когда Анри срывающимся голосом рассказывал о смерти Арамиса, Портос почувствовал, как его душа сжимается от боли… Ну а когда Анри сказал, что в ларце, который он все время держит возле себя, прах Арамиса… в этот момент Портос вздрогнул, встал, медленно подошел к ларцу, стоящему на столике у камина, опустился на колени перед ним и, перекрестившись, поцеловал вензель герцога на крышке.
От всего услышанного у Портоса даже закружилась голова, чему он сам немало удивился. Такое было с ним впервые… Портос предложил Анри немного прогуляться перед ужином. Анри, глядя, как за окном все сильнее разыгрывается буря, высказал легкое сомнение в правильности такой прогулки, но Портос успокоил его, сказав, что они всего лишь сделают круг-другой вокруг замка и вернуться в дом. Оставив ларец на хранение Иларио, Анри вышел следом за Портосом.
- Вот и пошел наш отсчет… – грустно сказал Портос, когда они с Анри шли по дорожке из гравия. Ветер трепал верхушки деревьев, срывая листья, гулко стучал по стеклам ветками. – Арамиса больше нет… и у меня странное предчувствие насчет Атоса.
- Отец написал письма всем вам, но поскольку я все равно ехал через ваше поместье, то решил лично вам сказать. А Атосу и дАртаньяну я отправил письма отца. Вполне возможно, что они их уже получили…
- Ты их что, орлиной почтой отправил? – попытался пошутить Портос.
- Нет… - улыбнулся Анри. – Всего лишь иезуитской…
- Ну, тогда понятно… - хмыкнул великан.
Его не покидало странное предчувствие. Словно что-то должно было случиться… Было что-то напряженное в порывах ветра, ломающих ветки на вековых дубах.
Додумать свою мысль Портос не успел…
В этот момент они с Анри как раз завернули за угол, после которого уже шла прямая дорожка к входу в дом. И едва они сделали несколько шагов по этой дорожке, как один из дубов надломился пополам и одна его половина стала медленно падать на них.
Все, что произошло потом, длилось доли секунды, но Анри показалось, что это была вечность…
Портос, первым увидев падающий дуб, успел оттолкнуть Анри, и принял на себя основной удар. Анри лишь слегка зацепило краем. А дерево, гулко ударившись о гравий, погребло под собой Портоса.
Анри бросился помогать другу отца, но в одиночку не смог даже на миллиметр сдвинуть мощный сук. На шум уже бежали слуги.
- Держитесь, прошу вас, держитесь… - умолял он, сидя на корточках возле Портоса.
- Слишком тяжело… - прохрипел великан…
В глазах периодически темнело, грудь нестерпимо сдавливало… На мгновение взгляд его просветлел и он с удивлением, которое тут же сменилось облегчением, увидел за спиной Анри… Арамиса… Тот стоял, благодарно улыбаясь, и смотрел на Портоса… Ведь его друг только что спас жизнь его сыну… А потом он протянул Портосу руку…
- Спасибо, что выполнили обещание… и подождали меня… - прохрипел Портос…
Повернувшись к Анри и подбежавшим как раз в этот момент слугам, он успел прошептать – Похороните меня рядом с Арамисом… - и, улыбнувшись, закрыл глаза… СЕРДЦЕ ВЕЛИКАНА ЗАМЕРЛО…

Буря, убившая уже второго из дружной четверки на своем пути, медленно уходила на восток…
А шокированный произошедшим Анри сидел на ступеньках дворца Портоса и, глядя на угасающую бурю, вдруг подумал… - «Господи… настоящие друзья… они едины и в жизни, и в смерти…»…