Отправлено: 21.12.09 20:31. Заголовок: Герб дружбы

ГЛАВА 1.
В которой мы узнаем о тайнах, которые порой хранят старинные сундуки.


В то утро Рене проснулся от резкой трели мобильного телефона.
Открыв глаза и бросив беглый взгляд на электронный будильник, он увидел, что тот выключен. «Света, что ли нет?» - подумал Рене.
Мобильник при этом орал, даже не думая замолкать.
- Да, я слушаю… - сонным голосом ответил он, наконец, настырному звонившему.
- Рене! Какого черта ты до сих пор не в редакции!? - орал на том конце главный редактор газеты «Le Monde», в которой Рене работал вот уже почти 6 лет. Он отвечал за новости мира науки, за изобретения и все новое, что рождал человеческий ум.
Рене, а точнее Рене Эрблесу, было 35 лет, он жил в одном из престижных округов Парижа – Дефанс. Десять лет назад ему в наследство от деда досталась недурная двухэтажная квартирка в одном очень милом доме. Рене жил на первом этаже, где так же располагалась и кухня, на втором этаже была комната для гостей, небольшая оранжерея, где он летом любил расположиться за ноутбуком и писать. Над вторым этажом располагалась еще небольшая мансарда. Рене как-то заглянул туда и увидел множество старинных вещей, видимо принадлежащих еще даже не его деду, а скорее всего более далеким предкам. Внимание Рене привлек большой кованый сундук, который он попытался открыть. Но наглотавшись многовековой пыли и попутно уронив на ногу старинную печатную машинку, он бросил это занятие и больше в мансарду не поднимался.
- Твой материал должен был лежать у меня на столе два часа назад! – продолжал орать в трубку главред.
Рене включил мобильник на громкую связь и подошел к окну.
«Мама родная!!!» - пронеслось у него в голове, когда он увидел представшую его взору картину.
Вся улица по самые карнизы первых этажей была заметена снегом.
Конечно, в декабре в Париже снег не был редкостью, тем более за неделю до Рождества, но чтобы в таких количествах??? Рене, наконец, понял причину отсутствия света. Кроме того, на том месте, где еще вчера вечером стояла его машина, он увидел внушительных размеров сугроб.
- РЕНЕ! ТВОЮ МАТЬ! Ты меня слушаешь? – главред уже начал терять терпение, за последние минут десять не услышав ни одного ответа.
- Да, месье Алан, конечно слушаю. Только вот одна проблема…
- Какая еще проблема?
- Вы в окно смотрели? При всем моем желании я не смогу выбраться из дома в ближайшие несколько часов. А проспал я по причине природной катастрофы под названием снег… который вырубил электричество в моем районе, и как следствие, лишил дееспособности мой будильник.
- Только это тебя и оправдывает, Рене – главред, наконец, стал потихоньку смягчаться, понимая, что в данной ситуации вины Рене действительно не было. – Хорошо, я переношу твою статью в завтрашний номер. Тем более, что почти весь сегодняшний будет посвящен снегопаду. В городе транспортный коллапс, закрыты аэропорты, половина Парижа сидит без света.
- Все это, месье Алан, я сейчас испытываю на собственной шкуре – ответил Рене, наблюдая, как сосед из дома напротив, аптекарь месье Родеск, пытается откопать свой «Фольсваген».
- В общем, Рене, я делаю поправку на погодные условия, но как хочешь выкручивайся, а твоя статья должна лежать у меня на столе не позднее семи часов вечера.
- Но… - начал было Рене.
- Я сказал тебе – как хочешь выкручивайся… Вспомни школьный курс чистописания. – и главред положил трубку.
«Мда…» - Рене с грустью взглянул на потухший экран ноутбука. Там, в недрах этого изобретения человеческой мысли, спокойненько хранилась его статья, которая и была нужна главреду. Но как ее оттуда вытащить? Когда дадут свет – неизвестно. Может, через пару часов, а может и через несколько суток. Непрекращающийся обильный снегопад за окном больше склонял к пессимистическому варианту развития событий.
Слава Богу, отопление присутствовало. Рене налил в чашку холодной воды и поставил ее на батареи, чтобы пить не совсем уж холодный кофе. Надо было срочно что-то придумать… Пока «грелся» кофе, он направился в ванную. Вода, слава Богу, тоже присутствовала.
Содержание статьи он помнил очень хорошо, но перспектива переписывать все руками его совсем не прельщала…
И тут, за чисткой зубов, ему в голову пришла гениальная мысль…
ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА В МАНСАРДЕ!
Ну, конечно! Та самая, которую он уронил себе на ногу, пытаясь открыть кованый сундук.
Правда, он никогда раньше не пользовался таким раритетом, но чего только не сделаешь, когда в спину, можно сказать, дышит строгий главред, подгоняя с материалом, а природа вместо помощи только ставит палки в колеса – точнее в руки и ноги…
Выпив чуть теплый кофе, Рене отправился в мансарду.
Поднявшись наверх, он открыл дверь, которая жалобно скрипнула по причине редкого использования. Войдя внутрь, он почему-то испытал странное ощущение, подобное тому, которое появляется, когда душа прикасается к какой-то тайне или находится в предвкушении ранее неизведанного…
Он взял печатную машинку и уже собирался уходить, как взгляд его снова упал на тот самый кованый сундук… Он словно магнит притягивал Рене…
Рене поставил машинку у входа и подошел к сундуку.
Присев на корточки, он стал рассматривать замок. Ключа, понятное дело, у него не было. Рене оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь ему. Он заметил на одном из старинных столиков нож. Красивый кованый нож с инкрустацией и парой красных камней (может, это настоящие рубины – подумал он) в его руках снова вызвал то необъяснимое ощущение предвкушения тайны…
- Надо бы как-нибудь всерьез разобрать мансарду – подумал он вслух, понимая, что здесь может обнаружиться немало ценных старинных вещей.
Рене аккуратно подцепил ножом замок, чуть надавил и после небольшого усилия с его стороны замок приветливо щелкнул.
Рене откинул крышку сундука и замер…
Его взору предстало огромное количество писем, гравюр, старинных изображений. Тут же лежали книги. Рене аккуратно открыл одну из них и увидел год издания – 1625. Книга, судя по рисунку на обложке, была посвящена парижскому жизнеописанию того времени.
Рене уже собирался положить ее обратно, как край обложки отогнулся и он увидел пожелтевший от времени кончик листка бумаги. Рене аккуратно тем же инкрустированным ножом отпорол обложку и достал листок.
Его опять охватило волнение. Какой-то внутренний голос говорил, что как только Рене прочтет это, его жизнь изменится бесповоротно и уже никогда не будет прежней.
Он уже забыл, зачем поднялся в мансарду, забыл о статье и главреде. Он смотрел на письмо из прошлого и никак не решался его открыть.
Наконец, он развернул листок бумаги, который очень хорошо сохранился, несмотря на то, что пролежал в книге четыре столетия.
То, что предстало его взору, повергло Рене в шок… Уже после первых прочтенных слов он просто сел на пыльный пол, что называется, не веря своим глазам…

«Друг мой, дАртаньян… Пишу вам из Блуа, где гостил последнюю неделю у нашего с вами друга Атоса. Погода стояла преотличнейшая и я смог, наконец, прогреть свои старческие кости. Да, друг мой, дАртаньян, время берет свое и мы уже не те, какими были во времена наших былых приключений…
Вот кто прекрасно выглядит, так это наш Портос. Я был у него на прошлой неделе по дороге в Блуа. Рассчитывал пробыть у него пару дней, но вы знаете нашего Портоса – у него меньше, чем на неделю не задержишься. Но признаюсь вам, друг мой, нигде раньше я не пробовал таких прекрасных перепелов и не пил такого великолепного вина.
Думаю, эти перепела и это вино и поддерживают нашего Портоса в его прежней великолепной форме. Я рад за него… Чего не скажешь о нас, друг мой… Атос и тот сдает, я это вижу. Хоть и пытается держаться…
Увы, друг мой, вынужден ограничится коротким письмом в виду того, что уже достаточно поздно, а мне рано утром выезжать. Я возвращаюсь в Испанию. Я чувствую, что дни мои на исходе, а я должен закончить некоторые неотложные дела, прежде чем Господь призовет меня к себе…
Друг мой… только не грустите, прочитав эти строки… Мы не прощаемся, потому что там на небесах, мы однажды снова встретимся все вместе…
Я, как мы с вами и договаривались в Париже, передал Портосу и Атосу их части символического герба нашей дружбы, в котором разгадка тайны, известной только нам четверым… Ваша часть осталась у вас, а моя у меня…
Каждый из нас передаст их своим наследникам, и, кто знает, может однажды… много лет спустя… эти части снова объединятся в единое целое, открыв миру эту одну из, казалось бы, потерянных навсегда тайн…
Прощайте, друг мой дАртаньян… Хотя нет, не прощайте… до встречи…
И храни вас Господь…

Ваш верный друг Арамис, герцог дАламеда.»

Рене не знал, сколько он еще просидел, ошеломленно вчитываясь снова и снова в эти строки…
- Этого не может быть… - прошептал он.- Дюма выдумал своих мушкетеров. Это общеизвестный факт! И что же получается… - продолжал он, не выпуская письма из рук… - Получается, что те, кого считали выдумкой писателя, существовали на самом деле??? И не просто существовали, а есть еще и какая-то связь между одним из них и мной… Потому что подобное письмо не могло просто так оказаться именно в этом сундуке именно в мансарде моей квартиры, перешедшей мне по наследству от деда, который не имел привычки хранить чужие вещи.
Рене озабоченно потер лоб…
Печатная машинка, статья и главред давно уже были заброшены на самые задворки сознания. Сделанное им только что открытие вызвало в голове рой мыслей, которые он никак не мог систематизировать.
О каком гербе дружбы идет речь?
Что за тайну скрывает этот герб?
Как он выглядит?
Если он, Рене, один из потомков знаменитой четверки мушкетеров – значит, одна из частей должна быть где-то у него? Ведь, если верить письму Арамиса, все четыре части должны были передаваться по наследству.
И где оставшиеся части? Что они вообще из себя представляют?
И кто наследники других трех друзей? И где их искать?
Первое, что нужно было сделать – это понять, кто из четырех мушкетеров его предок. А для этого надо было найти изображение герба. И тогда, может быть, он догадается, какая из частей принадлежит ему, Рене.
В том, что увидев герб, он все поймет, Рене не сомневался. Как не сомневался в том, что наверняка уже не раз видел эту часть, просто не знал, ЧТО ИМЕННО у него перед глазами…


Продолжение следует...

 Отправлено: 31.12.09 21:04. Заголовок: Очень хорошо, только..

Очень хорошо, только он Генералом Иезуитов был. Даже у Маркова, только охотился за кольцом тамплиеров.

 Отправлено: 31.12.09 21:20. Заголовок: Арамисоманка покор..

Арамисоманка

подкорректируем

 Отправлено: 10.01.10 06:07. Заголовок: писатель Очень, оче..

писатель
Очень, очень здорово! Читаю правда на одном дыхании! Продолжайте, пожалуйста!!!

 Отправлено: 05.02.10 20:27. Заголовок: ГЛАВА 9. В которой п..

ГЛАВА 9.
В которой потомки вновь доказывают, что они достойны своих предков.



В тот вечер у Огюста друзья больше ни к чему не пришли. Вскоре после их удивительного знакомства приехала жена Огюста, и потому было решено перенести дальнейшее обсуждение на следующее утро. Мишель вкратце успел изложить Лаферету их с Рене догадки по поводу виноградин и поверенного. Огюст согласился, что это не лишено смысла и предложил наутро поискать в офисе адвокатов и в банке, где в ячейках хранились особо ценные доверенные вещи. После великолепного ужина и чашечки чая друзья отправились спать. Но уснуть сразу не удалось никому – события последних дней были слишком невероятны, и даже Огюст, с его характерным Атосовским спокойствием и выдержкой, вынужден был признать, что никогда раньше не был так возбужден в ожидании того, что же будет дальше.
На следующее утро погода смилостивилась, наконец, над Францией. Впервые за последнюю неделю выглянуло солнце. Снег потихоньку прекращался, и жизнь возвращалась на круги своя.
Проснувшись довольно рано, по причине крайнего возбуждения - Огюст даже отказался от традиционной утренней газеты, чем немало удивил свою жену - друзья наскоро позавтракали и отправились втроем в офис адвокатов.
- И где будем искать? – зевнув, поинтересовался Мишель. Несмотря на важность поисков, его организм был крайне недоволен малым сном и скудным завтраком. – Кстати, а не заказать ли нам поесть? Я что-то проголодался…
- Мишель, вы же завтракали полчаса назад! – удивился Рене.
- Милый друг… Огюст, извините заранее – Мишель раскланялся перед Лаферетом, чем вызвал улыбку последнего и вежливый кивок - мол, «ну, что вы, что вы, прощаю» - Вы называете завтраком кофе, два тоста с сыром и ветчиной, яичницу из четырех яиц, салат из помидор, редиса и огурцов, пшенную кашу с тыквой и фрукты?
- Вообще-то то, что вы сейчас перечислили, я обычно называю полным обедом – Рене слегка присвистнул от слов Мишеля. – Впрочем, я никак не привыкну, что вы от своего предка унаследовали не только фигуру, но и несравнимый ни с чем аппетит.
- Первое - есть следствие второго – подняв палец вверх, с умным видом изрек Мишель и, хитро прищурившись, повернулся к Рене - А вы, судя по всему, от своего предка унаследовали умение подколоть так, что и не придерешься сразу, а пока въедешь, так и сердиться расхочется.
Огюст, со сдержанной улыбкой наблюдавший дружескую перепалку Мишеля и Рене, набрал по телефону номер службы доставки и заказал в офис три больших пиццы, два салата и три больших кофе.
- Вам хватит, Мишель? – с улыбкой поинтересовался он.
- До обеда хватит… - кивнул Мишель, вызвав истерический смех Рене.

Однако спустя два часа им уже было не до смеха… Друзья сидели и с тоской взирали по сторонам. За это время было съедено все, что заказали, причем одним Мишелем – Рене и Огюст едва успели перехватить кофе, пока и оно не исчезло в бездонных просторах желудка наследника аппетита Портоса, был обыскан каждый сантиметр офиса адвокатов, перерыты все книги и тетради. Но ничего, что указывало бы на виноградины, поверенного или Портоса не нашли…
Вконец расстроенный Мишель, съев все, что можно было съесть, незаметно для себя самого перешел на скатерть, которую сейчас как раз и пожевывал…
- Мишель… - Огюст аккуратно, но настойчиво вытягивал скатерть из цепких пальцев потомка Портоса – не надо так расстраиваться… Есть еще банковские ячейки, в которых мы пока еще не смотрели.
- Как же мне не расстраиваться! – лишившись скатерти, Мишель взял первую попавшуюся в руки вещицу – а ей оказалась фигурка древнегреческого божка – символа виноделия – Это просто заговор какой-то! Мы находим все, что угодно. Даже вас Огюст нашли вместе с алмазом Атоса! А три несчастные виноградины никак не можем найти!
- Успокойся, Мишель… Я уверен, что у нас все получится! – Рене пытался, как мог, успокоить нового друга, но и он уже начал подозревать вмешательство нечистой силы, как минимум… Три александритовых виноградины оказались словно заговоренные… Рене не покидало ощущение, что они где-то рядом, совсем рядом! Но все попытки до сих пор заканчивались одинаково, то есть никак.
- Вот что. – Огюст решительно поднялся. – Вместо того, чтобы биться головой об стену, мы сейчас поедем в банк и посмотрим там. В банковских ячейках хранятся самые ценные доверенные вещи.
- А если их и там нет!? – в отчаянии Мишель начал пожевывать фарфоровую фигурку божка.
- Не будем заранее настраиваться на отрицательный результат – Огюст с подозрением посмотрел на Мишеля и на божка, при всей ненормальности осенившего его только что предположения, не берясь утверждать, в чью пользу закончится противостояние зубов Мишеля и фарфора.
- Огюст прав! Поехали в банк. А там видно будет. – и Рене решительно направился к выходу.
Тяжело вздохнув, Мишель поставил божка на стол и вышел следом за Рене. Огюст покинул офис последним, так как закрывал дверь.
Спустя еще три часа они вернулись в офис в крайне удрученном состоянии, так как в банковских ячейках виноградин так же не было. Когда они это поняли, даже спокойный Огюст от досады стукнул в железную дверцу ячейки, чем удивил Мишеля и Рене.
И вот сейчас, вернувшись в офис, они сидели и молчали, периодически поглядывая друг на друга.
- Огюст, у вас есть закурить? – мрачно поинтересовался Мишель. – Семь лет не курил, но сейчас с ума сойду, если что-нибудь этакое не сделаю…
- Кажется, в верхнем ящике стола были сигары. Ни я, ни Франк не курим, но для клиентов стараемся держать. Так… на всякий случай…
Мишель встал и направился к столу.
- Я ума не приложу, где еще можно искать? – Рене нервно постукивал по подлокотнику кресла.
- Мир большой, друг мой… - Лаферет крутанул стоявший на журнальном столике глобус. – А у нас как минимум полжизни впереди еще.
- Оптимистично вы однако настроены, дорогой друг… - ухмыльнулся Рене и достал из кейса Герб. – Герцог, ну помогите же! – взмолился он, глядя на рубиновый крест Арамиса.
- Рене, я уже пробовал… Я полночи во сне умолял Портоса помочь. – откуда-то из-под стола донесся голос Мишеля. – И что?
В этот момент Мишель не удержал равновесия и стал падать, в последней надежде сохранить вертикальное положение пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но под руки Мишелю попался лишь тот самый фарфоровый божок, который, если бы он умел говорить и двигаться, уже давно при одном только виде Мишеля, с диким криком улепетывал бы от него так, что ноги вперед крыльев неслись бы…
- Мишель, осторожнее! Эта фигурка очень дорога Франку! Она жутко цен… - и Огюст замер на половине слова, потому что, словно в замедленной съемке, божок упал на пол, разбившись на несколько фарфоровых осколков, и из нутра божка на ковролин медленно выкатились… три александритовых камня в форме виноградин…
- Ох…ть… - только и смог вымолвить Мишель…
В наступившей тишине Рене, икая, начал истерически посмеиваться, сползая с кресла на пол, и уже через минуту он бился в конвульсиях смеха на полу, не в состоянии вымолвить ни слова.
- Ик… А… О… Ик… Ииии… - все громче и громче становился его нервный смех. И вскоре ему уже вторил своим басом Мишель, отчего на каминной полке стали подпрыгивать книги и часы. Когда же, наконец, к ним третьим голосом присоединился Огюст, который никогда раньше на его памяти ТАК не смеялся, они рыдали от смеха, грозя своими слезами затопить не только офис адвокатов, но и все здание.

Им понадобилось немало времени, чтобы успокоиться и начать внятно изъясняться.
- Это просто… Я даже не знаю, как это назвать… - Мишель все еще никак не мог до конца успокоиться.
- И ведь опять, все как на ладони было! – Рене поражался тому, что все находки оказывались все это время у них перед носом, и сотни деталей указывало на них, но они упорно не замечали подсказок, пока камни, что называется, сами на них не сваливались. – Камни были спрятаны в фигурке божка ВИНОДЕЛИЯ! А Портос, как и вы, Мишель, занимался виноделием!
- Я никогда не придавал значения этой фигурке. – Огюст, как и подобает потомку сдержанного Атоса, вернулся к своему привычному поведению и реагированию на события и действия. – Я только знал, что этот божок, по каким-то причинам, был очень дорог Франку. Он говорил, что фигурка очень древняя и мы должны ее беречь, как зеницу ока. Что это было в завещании его отца, а еще раньше в завещании деда. Но, насколько я помню… этот божок всегда хранился на самой верхней полке шкафа… Как он оказался на столе… ума не приложу…
- Можете считать меня тронувшимся умом от всего происходящего, но мне кажется, что это наши предки пытаются нам помочь. – Рене задумчиво почесал в затылке.
- Тогда мы рискуем разочаровать их. – очень серьезно вдруг произнес Огюст, и Мишель с Рене замерли. – Все, что мы находили до сих пор, мы фактически находили с их помощью. Так достойны ли мы Герба дружбы и его тайны, если не способны ничего толком сделать без потусторонней помощи мушкетеров?
Мишель и Рене переглянулись. В словах Огюста была доля правды. Почему они сами не догадались, что божок может иметь какое-то отношение к Портосу, когда фигурка буквально кричала, что она принадлежала человеку, занимавшемуся виноделием.
- Видимо, наши предки все же считают, что мы должны по каким-то причинам дойти до конца, если, несмотря на наши порой неудачные действия, поправляют нас и направляют на верный путь… - рассуждал вслух Рене, и его слова казались друзьям стоящими самого пристального внимания. – Там… в конце… мы должны найти что-то такое, что стоит всех этих усилий, ошибок и находок, мистики и помощи из прошлого…
- Я согласен. И думаю, что мы должны доказать, что достойны называться потомками Атоса, Портоса и Арамиса. – Огюст посмотрел на друзей.
- Верно… Мы должны найти потомка дАртаньяна сами. – Рене, сжав руку в кулак, решительно стукнул по подлокотнику кресла.
- Кажется… я догадываюсь, где надо начать его искать… - Мишель серьезным взглядом окинул друзей и те поняли, что он и правда о чем-то догадался…
Огюст и Рене смотрели на Мишеля в ожидании его рассказа, но пауза затягивалась. Потомок Портоса словно ушел в себя, размышляя. На его лице отражалась вся напряженная мысленная деятельность. Наконец, Рене не выдержал первым.
- Мишель! Что же вы замолкли на полуслове. Вы о чем-то догадались, так поделитесь же с нами!
- Куда же отправимся в поисках наследника дАртаньяна? – подключился к размышлениям Огюст. – В Гасконь? Но во время своих поисков я делал туда запросы и результат был нулевым…
- Да, на первый взгляд это кажется очевидным. Где же, как не в Гаскони, искать потомков гасконца. – кивнул Мишель. – Но… это слишком очевидно…
- К чему вы клоните, Мишель? – удивленно вскинул брови Лаферет.
- К тому, что очевидные на первый взгляд пути часто оказываются ложными. Нет, мы, конечно, можем полететь в Гасконь, но подозреваю, что только зря потратим время.
- И что вы предлагаете? – растерянно пожал плечами Рене, каким-то шестым чувством понимая, что Мишель прав – поездка в Гасконь будет только тратой драгоценного времени.
- Я тут подумал… - начал Мишель, нахмурив лоб…
- О, это что-то новенькое для потомка Портоса – не удержался от замечания Рене, но, перехватив обиженный взгляд Мишеля, поспешил извиниться… - простите, друг мой… Просто вы, как и ваш колоритный предок, обычно берете противника другим… - и Рене окинул мощную фигуру Мишеля с ног до головы.
- Так вот… я тут подумал – продолжил Мишель. – Что мы знаем о последних днях наших предков? Судя по найденным нами письмам, все они встретились с Арамисом и получили от него свои части Герба дружбы. Что, кроме Герба, объединяет все эти встречи?
- Что… - подключился к размышлениям Огюст… - И что же?
- Все они были последними при жизни аббата. Как мы уже знаем, после встречи с Атосом, дАламеда вернулся в Испанию и там умер.
- Верно. – кивнул Рене. – Но что это нам дает?
- Скажите, Рене… Не дай Бог, конечно, но если бы умер ваш самый близкий друг, с которым вы бок о бок прожили жизнь… что бы вы сделали?
- Я, кажется, начинаю вас понимать, Мишель… - догадка осенила лицо Рене. – Они либо все поехали на похороны друга…
- Что вряд ли, ибо в те времена дорога занимала гораздо больше времени, они бы просто не успели – встрял Огюст.
- Либо они приехали позже на могилу друга, чтобы на этот раз и, правда, в последний раз попрощаться с ним и отдать долг чести и дружбы.
- Именно! – довольный собой Мишель откинулся в кресле.
- Ну, и что это нам дает? – пожал плечами Рене. – Они все, скорее всего, были в Испании. Но какая связь между этим и тем, где нам искать потомка дАртаньяна?
- А то, что в Испании мы можем найти какие-либо еще свидетельства существования мушкетеров или, по крайней мере, герцога дАламеда – генерала иезуитского ордена. И эти новые свидетельства – письма, документы… - могут нам дать подсказку для дальнейших действий. Мы, конечно, можем полететь в Гасконь и после многодневных поисков мы, без сомнения, найдем какие-то следы дАртаньяна, но… потом нам все равно придется лететь в Испанию, ибо все следы Арамиса, который держал в своих руках все ведущие к Гербу ниточки, ведут туда!
- Мишель прав. – кивнул Огюст. – Я тоже думаю, что Атос, Портос и дАртаньян могли быть в Испании после смерти друга. Но даже если мы в этом ошибаемся, нам стоит попытать счастья там. В Гасконь мы всегда успеем.
- Значит, мы летим в Испанию. – Рене решительно потер руки, оглядывая друзей.
Огюст набрал номер авиакомпании и заказал на вечер три билета до Мадрида. У них было достаточно времени вернуться в дом Огюста, собрать вещи и добраться до аэропорта к началу регистрации. Жене Огюста сказали, что дела, приведшие Мишеля в Страсбург, требуют поездки в Испанию. Лаферет решил до окончания поисков не посвящать жену в подробности всей этой мистической истории.

Было около трех ночи по мадридскому времени, когда самолет с потомками мушкетеров на борту совершил посадку в аэропорту.
Без особых хлопот пройдя регистрацию, друзья вышли на площадь перед аэропортом.
- Проблемка, однако… - задумчиво произнес Мишель, окидывая взглядом площадь.
В ближайшей округе не наблюдалось ни одного такси…
- Вы подождите меня внутри, а я попробую найти такси. – Рене передал Огюсту свои вещи, друзья скрылись в здании аэропорта, а Рене отправился на поиски. Он время от времени замечал таких же, как он, прилетевших пассажиров в поисках того же, что искал он.
Наконец, завернув за угол на дорожку, ведущую, судя по всему, в какие-то технические помещения, он заметил подъезжавшее к аэропорту такси. Водитель высадил пассажиров у одной из дверей. Рене помахал рукой, призывая таксиста и внутренне радуясь такой удаче.
Рене уже готов был сесть в машину, чтобы показать водителю, где следует затормозить, чтобы забрать двух своих друзей, как буквально перед самым носом Рене возникла молодая женщина, которая так стремительно села в машину, что он толком не успел ничего понять. Но сориентировался прежде, чем женщина захлопнула дверь.
- Вам не кажется, что некрасиво угонять транспорт у того, кто нашел его раньше вас. – постарался как можно учтивее поинтересоваться у незнакомки Рене.
Девушка подняла на Рене глаза. «Черт… а она красивая…» - подумал Рене, разглядывая большие карие глаза, густые волнистые волосы, правильной формы лицо и гордую посадку головы.
- Но вы же уступите место даме? – девушка поправила упавшую на глаза прядь волос и пронзила Рене тем взглядом, от которого мужчины обычно теряют почву под ногами.
Было в этом взгляде что-то, что заставило Рене отпустить дверцу машины. И прежде чем девушка захлопнула ее, он успел спросить:
- Скажите хоть, как вас зовут?
- Атенаис Дарине… - донеслось до него, и такси скрылось из виду.

Рене не знал, сколько он еще простоял, вспоминая девушку и этот взгляд, пробудивший в нем пока необъяснимое чувство, когда его нашел Мишель. Они с Огюстом чисто случайно обнаружили свободное такси. Можно было ехать в гостиницу.
Всю дорогу перед глазами Рене стояла незнакомка из такси и никакие вопросы и слова друзей не смогли его растормошить. В конце концов Огюст и Мишель оставили Рене в покое. А тот смотрел в окно на проносившиеся мимо огни ночного Мадрида и чувствовал, что он еще встретит эту девушку…

 Отправлено: 05.02.10 20:27. Заголовок: ГЛАВА 10. В которой ..

ГЛАВА 10.
В которой Арамис понимает, каким может быть прощение Господне.


Анна-Женевьева сидела в саду и смотрела на распускающиеся бутоны роз. Уже несколько дней ее сердце не покидала тревога. Вокруг всеми красками буйствовало лето, а ее душа была скована холодом…
Эта тревога появилась на следующее утро после того, как ей приснился Арамис… Во сне Рене молча смотрел на нее и улыбался… А перед самым пробуждением, перед тем, как она открыла глаза, он во сне поцеловал ее и посмотрел тем взглядом, который пронзил ее сердце страхом и который она никак не могла забыть. «С ним что-то случилось…» - поняла она, своим любящим сердцем почувствовав беду… Она каждое утро вглядывалась в горизонт, надеясь увидеть гонца с весточкой от Рене или его самого. Но вот уже который день горизонт был пуст… Ничего… А тревога не покидала сердце, с каждым днем становясь все больше…
Слава Богу, герцог на неделю уехал в Париж по делам, и ей не надо было притворяться перед ним, как она это делала последние тридцать лет, скрывая свою любовь к другому мужчине… Любовь, которая поначалу казалась ей простым приключением, но со временем переросла в нечто большее… Арамис завладел всеми ее мыслями и всем ее сердцем… А уж когда родился Анри… Анна-Женевьева улыбнулась, вспомнив, как впервые взяла своего сына из рук повивальной бабки и взглянув в его лицо, увидела… Арамиса – его глаза, его улыбку…
Из задумчивости герцогиню вывел стук копыт. Она подняла глаза и увидела сына, возвращавшегося с конной прогулки. С годами Анри становился все больше и больше похож на своего отца - та же стать, то же изящество и одновременно стойкий внутренний стержень, мужественность и решительность.
Анри на ходу спешился, кинув поводья подбежавшему слуге, и быстрым шагом направился к матери.
- Матушка. – он поклонился и поцеловал руку матери.
- Анри, сын мой… - герцогиня ласково погладила сына по голове. – Как ваша прогулка? Погода замечательная. Вы сегодня дольше обычного отсутствовали.
- Матушка, моя задержка вызвана не этим. – Анри сел на скамью рядом с матерью. – Я уже возвращался в имение, когда на дороге встретил гонца, который направлялся к нам. Я предложил ему доставить письмо, которое он везет и передать вам, но он сказал, что поклялся своему хозяину отдать письмо лично в руги герцогини де Лонгвиль.
- Что за гонец? – напряглась Анна-Женевьева. – Где он?
- Его лошадь устала от долгой дороги, а моя была свежа. Я обогнал его, чтобы успеть сообщить вам. Да вот он – и Анри указал рукой на въезжавшего в главные ворота имения всадника.
Анна-Женевьева нетерпеливо вскочила и быстрым шагом направилась навстречу гонцу, чем очень удивила своего сына. «Должно быть, в этом письме что-то очень важное, если герцогиня спешит сама навстречу обычному посыльному…» - подумал Анри.
Когда Анна-Женевьева подошла к гонцу, тот уже спешился и стоял, ожидая герцогиню. Он поклонился ей, едва она подошла, и достал из внутреннего кармана камзола синий конверт.
- Если я не ошибаюсь, вы – герцогиня Анна-Женевьева де Лонгвиль. – вновь склонился в почтительном поклоне посыльный.
- Да, это я. Мой сын сказал, у вас письмо для меня. – ее сердце билось так громко и так часто, что казалась, его стук слышат все вокруг.
- Мой хозяин поручил мне доставить это послание лично вам в руки.
- Ваш хозяин?
- Да. Господин дю Валлон де Брасье де Пьерфом.
«Портос…» - едва не вскрикнула герцогиня. Конечно, она знала друзей Арамиса по мушкетерской молодости.
Посыльный протянул ей конверт. Едва взглянув на надпись на конверте, Анна-Женевьева с трудом удержалась на ногах. Там до боли знакомым почерком было написано «герцогине де Лонгвиль»
- Благодарю вас, сударь. – стараясь сохранять величие и сдержанность, которых требовало ее положение, произнесла Анна-Женевьева. – Вас накормят и дадут возможность отдохнуть вам и вашей лошади.
- Благодарю Вас, мадам. Но мне было приказано передать вам письмо и тут же возвращаться обратно. На постоялом дворе в десяти милях отсюда меня уже ждет свежая лошадь.
Посыльный еще раз поклонился герцогине, вскочил в седло и вскоре скрылся с глаз.
Анна-Женевьева дрожащими руками держала конверт, боясь открыть его. Анри хотел было подойти к матери, но, заметив ее состояние, понял, что сейчас нужно оставить ее одну.
Не замечая ничего вокруг себя, Анна-Женевьева по дорожке сада вернулась к той скамье, на которой все эти дни выглядывала весточку от любимого. Она не знала, сколько держала в руках конверт прежде чем открыла его.
Внутри она обнаружила запечатанное письмо, на котором было одно лишь слово, написанное все той же знакомой рукой – «Анри», и сложенный вчетверо листок бумаги.

«Анна-Женевьева… Дорогая моя…» - прочла она первые строки, и слезы невольно проступили в ее глазах…

«Любимая моя…
К моему великому сожалению я не смогу лично сказать вам то, что собираюсь доверить бумаге… Конечно, это риск, который я не допускал раньше все эти годы, что живет наша любовь… но я уверен в Портосе, я знаю, он пошлет к вам с этим письмом самого верного слугу. Я не сомневаюсь, что вы получите это письмо, только вы и никто другой…
Простите меня, Анна-Женевьева… Простите, что вынужден сообщать письмом то, что должен был сказать лично. Но время сейчас против меня…
Я… умираю…
Не знаю, сколько еще мне отпущено на этой земле. Но я не могу покинуть этот мир, не сказав вам мое последнее «прости»… Я не могу уйти, не сказав вам и нашему сыну то, что чувствовал все эти годы, но не говорил… Страх причинить неприятности вам и Анри мешал мне открыться… Вам ли мне говорить, как наше общество относится к незаконнорожденным… Я всегда хотел для Анри только самого лучшего. Как я вам и обещал, я все эти годы старался быть рядом с ним. Будучи его духовником, это было не сложно сделать, не вызвав подозрений.
Господи… сколько раз я хотел сказать ему правду! Как разрывалось мое сердце при каждой встрече с ним! Я и не подозревал, насколько сильным может быть голос крови…
И вот сейчас я сижу в покоях в доме Портоса, пишу вам это письмо и сожалею лишь об одном… Я сожалею не об ошибках прошлого и не о моих несбывшихся авантюрах, я готов понести наказание перед Богом за все то, что сделал в своей жизни… Я сожалею лишь о том, что так и не успел открыться самому родному мне человеку, тому, ради которого я, не раздумывая ни секунды, все эти годы был готов отдать жизнь, ради которого я бы убил любого, кто посмел бы словом или поступком обидеть его или причинить боль…
Я так и не сказал своему сыну, что люблю его…
Я написал ему письмо. В вашей власти поступить с этим письмом так, как вы посчитаете нужным. Вы можете уничтожить его, если передумаете и не захотите, чтобы Анри узнал правду, вы можете вскрыть его и узнать, что я сказал своему сыну на прощание, вы можете отдать его ему, не вскрывая… Поступайте, как сочтете нужным…
А я… Я покорился воле Господа и смиренно жду, когда он призовет меня к себе…
Прощайте, милая Анна-Женевьева… Я много чего в своей жизни сделал и сказал против убеждений сердца и разума. Но в одном я клянусь вам… Клянусь перед лицом смерти, что я… любил вас… и буду любить до последнего вздоха…
Простите меня… и прощайте…

Ваш Рене…»

Уже начало темнеть, а Анна-Женевьева так и сидела на скамье, держа в руках письмо, и плакала… Она теперь поняла смысл того сна… Тогда, во сне, Арамис пришел попрощаться с ней… Он любил ее, она всегда это знала, чувствовала! И вот он умирает, а она даже не может попрощаться с ним, обнять его в последний раз, в последний раз ощутить сладость его губ, нежность его объятий, теплоту его дыхания на своей щеке… Они так далеко друг от друга… Ее сердце разрывалось от боли, и никто не мог сейчас ей помочь…
- Матушка… - раздался осторожный голос где-то рядом.
Это встревоженный Анри, увидев, что начало темнеть, а Анна-Женевьева так и не вернулась в дом, отправился ее искать и обнаружил там же, где и оставил несколько часов назад – на скамье с письмом в руках.
Она подняла на сына глаза, и Анри отшатнулся… Он впервые увидел слезы в глазах матери, слезы отчаяния и переполнявшей сердце боли…
- Матушка, что с вами?! – он бросился к матери, опустившись перед ней на колени. – Кто посмел обидеть вас? Скажите мне, и я вызову его на дуэль, кто бы это ни был!
- Ах, сын мой… Это невозможно…
- Почему?
- Потому что нельзя вызвать на дуэль… смерть… - шепотом произнесла она, пытаясь остановить рвавшиеся наружу рыдания…
Анри замер, не зная, что делать, как помочь матери… Смерть? Кто-то очень близкий для его матушки умер? Он поднялся с колен и сел рядом с ней, продолжая держать ее руку в своей.
Они молча сидели какое-то время… Анна-Женевьева о чем-то думала, и Анри не смел потревожить ее ни словом, ни вздохом, ни движением…
Вдруг она повернулась к сыну.
- Анри… Сын мой… Вы знаете, что я люблю вас больше всего на свете. Вы знаете, что вы – самое дорогое, что у меня есть…
- Матушка…
- Послушайте меня, сын мой… - она замерла на мгновение и продолжила тем голосом, которым обычно говорят, приняв окончательное решение. – У меня есть тайна. Тайна, которая касается и вас… Я не буду говорить вам все, я дам возможность сказать это тому, кто заслуживает этого больше меня… Тому, кто любил вас все эти годы, был рядом даже тогда, когда не мог быть рядом физически, кто хранил и оберегал вас своими молитвами…
- Вы говорите о моем духовном отце, месье дЭрбле? – догадался Анри.
- Да… - Анна-Женевьева протянула сыну письмо Арамиса к нему. – Прочтите это… Вы видите, что письмо запечатано. Я не знаю, что в нем, но не сомневаюсь, что его преосвященство нашло самые верные и нужные слова… Я только лишь об одном вас прошу, сын мой… Когда вы все узнаете, я прошу вас понять и простить меня… и вашего отца…
Герцогиня отдала письмо удивленному Анри, который ничего не понимал… Какая тайна? Почему он должен прощать герцога де Лонгвиля? Почему его матушка так убивается?
Анна-Женевьева поцеловала сына и, прижимая к груди письмо Арамиса, медленно пошла по дорожке к дому.
Анри же долго сидел на скамейке, держа в руках конверт, переданный матерью. Слуги уже успели зажечь огонь во всех факелах, коих было немало в поместье, а Анри все сидел и сидел, почему-то боясь открыть конверт.
Наконец, он решился и распечатал письмо. И первые же строки повергли его в шок…

«Анри…
То, что я скажу тебе сейчас, я должен был сказать тебе давно и при личной встрече…
Много лет назад я встретил женщину, появление которой в своей жизни я сначала воспринял, как приключение… Но постепенно понял, что это то, от чего я всю жизнь убегал, и что все равно настигло меня… Я понял, что люблю ее…
Увы… нашей любви не суждено было стать реальностью… Мой духовный сан и обет безбрачия и ее замужество не давали нам ни малейшего шанса объединить наши судьбы. Но Господь оказался милостив и - не знаю, за какие такие заслуги перед ним - подарил нам счастье в лице нашего сына…
Тебя наверное удивляет, зачем я тебе рассказываю эту историю…
А объяснение очень простое… Сейчас я скажу тебе то, что не решался сказать все эти годы…
Я рассказываю тебе это, потому что… Потому что этой женщиной была твоя мать – Анна-Женевьева… И потому что… каждый раз, называя тебя сыном… я говорил правду…
Потому что… ты был не только моим духовным сыном…
Потому что… ты мой КРОВНЫЙ сын…

Прости меня… Прости, что не сказал тебе этого раньше. Меньше всего на свете я хотел причинить тебе неприятности. Будучи сыном герцога де Лонгвиля, ты имел все – положение в обществе, титул. А если бы всплыло твое истинное происхождение… мне даже думать страшно, как все могло бы обернуться для тебя и для твоей матери. Наше общество беспощадно к незаконнорожденным.
Сейчас я говорю тебе правду, потому что мои дни на этой земле сочтены… У меня даже не остается времени, чтобы лично приехать к вам, сказать вам, как я вас люблю и как мне вас не хватает…
Я даже не уверен, хватит ли мне времени вернуться в Испанию, чтобы успеть там сделать дела, незавершение которых может сильно повлиять на судьбы многих сильных мира сего…

Прости меня… сынок…
Моей самой большой мечтой было обнять тебя, сказать тебе, как я любил, люблю и всегда буду любить тебя и на этом свете и на том…
Но, видимо, я слишком много грешил, чтобы Господь удостоил меня этой милости…
Поэтому я сейчас хочу сказать последнее…
Я люблю тебя, сын мой… и прошу простить меня, если что-то было не так…

Твой отец, Рене дЭрбле, герцог дАламеда»

Анри сидел, словно пронзенный молнией, этим неожиданным открытием. Аббат дЭрбле – его настоящий отец? Это казалось невероятным… Но постепенно Анри вспоминал, как светились теплотой и любовью глаза аббата, когда они встречались, как он опекал Анри и выслушивал все его откровения… Анри всегда знал, что его духовник приедет, стоит только Анри попросить его об этом… Получается… что все эти годы рядом с ним был его отец, а он даже не догадывался об этом! Как же он ничего не заподозрил! Ведь, если задуматься, он был совершенно не похож на герцога де Лонгвиля. Ни характером, ни привычками… А когда рядом оказывался аббат, сердце Анри переполняло необъяснимое чувство к этому человеку… Анри не мог понять, почему ему всегда было так хорошо рядом с Арамисом, почему его всегда к нему так тянуло…
«Это был голос крови…» - только сейчас понял Анри…- «Меня тянуло к нему, потому что голос крови не обманешь… Отец…»
И Анри впервые в жизни понял, что плачет…

Анна-Женевьева сидела за ночным столиком, в сотый раз перечитывая письмо Арамиса, когда раздался стук в дверь, и после ее «входите» в комнату вошел Анри.
На его растерянном лице она увидела множество чувств и эмоций, но не увидела того, чего опасалась – осуждения – и камень упал с ее души…
- Анри, сын мой…
- Матушка… - Анри опустился на колени перед ней. – Почему вы не сказали мне раньше…
- Ах, сын мой… Что сейчас говорить об этом… Рене… ваш отец… он… - она всхлипывала, не зная, сказал ли Арамис сыну, что умирает…
- Отец умирает… - продолжил за нее Анри.
Они посмотрели в глаза друг другу, и Анри вдруг понял, что должен сделать. Он еще ничего не сказал, а Анна-Женевьева уже прочитала на его лице, что сын принял какое-то решение.
- Простите меня, матушка, но то, что я собираюсь сделать, я сделаю даже если вы запретите мне это… Я принял решение, и никто меня не остановит. Я немедленно еду в Испанию. Я еду к своему отцу.
- Анри… - Анна-Женевьева обняла сына и поцеловала его волосы… - Я не буду вас удерживать… Я буду только молиться, чтобы вы успели… И если Господь будет милостив к нам… скажите ему… скажите Рене…
- Я скажу отцу, что вы любите его… - закончил за мать Анри и по ее улыбке понял, что угадал ее мысли.

На поместье де Лонгвиль уже опустилась глубокая ночь, когда Анри, взяв с собой лишь самое необходимое и, конечно же, письмо Арамиса, вскочил в седло, готовый отправиться в долгий путь. Анна-Женевьева перекрестила сына, они встретились взглядами…
- Пусть Господь будет с Вами, сын мой…
- Я должен успеть…

И с этими словами Анри дЭрбле (иначе он уже себя не воспринимал) пришпорил лошадь и с максимальной скоростью, на которую был способен его арабский жеребец, направился в сторону испанской границы…
«Я должен успеть… Я должен успеть…» - как молитву повторял он…


Над испанской резиденцией генерала Ордена иезуитов величественно всходило солнце. ДАламеда медленно подошел к окну. Вот уже неделя, как он вернулся в Испанию и уже успел завершить самые важные дела. Часть документов была сожжена в камине, другая часть зашифрована так, что могла быть прочтена лишь единицами, знающими шифр тамплиеров. Были написаны все необходимые письма. Еще раз было прочитано завещание и внесены небольшие изменения. Оставалось лишь то, что он мог позволить себе не закончить, если вдруг Господь, наконец, призовет его к себе…
Но вот уже который вечер он закрывал глаза, понимая, что может уже их не открыть, и вот уже которое утро снова просыпался после зыбкого сна, который ему давали сильное снотворное и обезболивающие, понимая – всевышний пока не торопиться забрать его к себе.
С каждый днем дышать становилось все труднее, он уже почти не вставал с кресла, так как каждый шаг вызывал жуткую боль, скрывать которую ему помогала лишь многолетняя мушкетерская выдержка.
«Господи…» - думал он, смотря, как медленно заливается летним солнцем город. – «Почему ты не облегчишь мои страдания и не заберешь меня к себе? Неужели я так много грешил, что ты так меня решил напоследок наказать… Засыпать каждый вечер в надежде обрести облегчение в смерти и просыпаться, понимая, что облегчения пока еще не наступило – это наказание похуже страшного суда… Почему, Господи?»
Он смотрел на икону Всевышнего в ожидании ответа, но Господь молчал…
В дверь постучали. После секундной паузы вошел Иларио – его секретарь. Ему было почти тридцать лет, из которых последние восемь он был рядом с Арамисом. Иларио был единственным в его ближайшем окружении, кто имел право входить в покои генерала Ордена вообще без стука. За последние годы он стал ему как сын… Арамису порой даже казалось, что они с Анри чем-то похожи. И тогда, когда он не мог быть рядом с сыном, всю свою нерастраченную любовь и заботу он переносил на Иларио.
- Монсеньор… - Иларио склонился в почтительном поклоне. – Ваше лекарство…
- Думаешь, стоит, сын мой? – слабо улыбнулся Арамис.
- Раз Господь пока держит вас в этом мире, значит, так надо, значит, еще не все вами закончено здесь… - и он протянул ему бокал с отваром.
Арамис послушно выпил.
- Мне нужно написать два письма. Меня беспокоить только в самом крайнем случае. – дАламеда протянул руку Иларио, и тот почтительно поцеловал перстень с серым камнем.
- Слушаюсь, монсеньор… - и Иларио вышел из комнаты, оставив Арамиса одного.
С трудом превозмогая боль, тот медленно подошел к столу.
Иларио же, закрыв дверь, готовился уже было приступить к ежедневному разбору утренней почты, как вдруг тишину резиденции нарушили громкие шаги, и в приемную стремительно вошел молодой человек в запылившемся костюме. Если бы на его пути ненароком оказалась бы какая-нибудь преграда, он был легко снес ее, даже не замедлив хода.
Юноша, не сбавляя скорости, направился к дверям покоев Генерала Ордена, и Иларио едва успел фактически грудью закрыть ему путь, встав вплотную к дверям. Гость в последнюю секунду замедлил шаг, иначе просто снес бы дверь вместе с Иларио.
- Сударь… - Иларио, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, с достоинством держал оборону. – Вы всегда так врываетесь? Кто вы и что вам надо?
- Мне нужно видеть герцога дАламеда. Это очень важно.
- Потрудитесь представиться и доложить причину вашего визита. Я сообщу ее Его Высокопреосвященству и, если он посчитает нужным…
Иларио не успел закончить, как по ту сторону двери раздались медленные шаги, и двери распахнулись.
Арамис, услышав шум, решил сам посмотреть, что происходит в приемной. В последние дни самым громким звуком в этих стенах был только бой настенных часов. А потому новые звуки вызвали его интерес и озабоченность.
Открыв дверь и увидев причину шума, Генерал Ордена растерянно замер в дверях… Перед ним стоял, с трудом переводя дыхание после долгого пути… Анри…
Их глаза встретились, и Арамису показалось, что земля уходит из-под ног… Он ухватился за косяк двери, не замечая испуганных глаз Иларио, который переводил взгляд с хозяина на гостя, каким-то внутренним чутьем понимая, что между ними есть неизвестная ему связь…
Наконец, Арамис смог взять себя в руки.
- Иларио, я ждал этого юношу… - Арамис не сводил глаз с сына, а Анри с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься в объятия отца на глазах у секретаря.
«Я успел… я успел…» - мысленно повторял он, вспоминая, как последние дни мчался, не зная сна и отдыха, останавливаясь лишь для того, чтобы сменить лошадь. – «Спасибо, Господи…»
- Нам нужно поговорить. Не беспокоить нас. НИКОМУ! – властно произнес генерал Ордена.
Иларио склонился в почтительном поклоне, не привыкший обсуждать распоряжения хозяина. Он подождал, пока Арамис и неизвестный юноша скрылись в кабинете, и закрыл двери.
Едва раздался хлопок закрывшихся дверей, как Анри бросился к Арамису…
- ОТЕЦ! – он замер, смотря на спину того, кого он знал столько лет, как своего духовника, и в ком только несколько дней назад обрел отца…
Арамис вздрогнул, услышав слово, которое уже и не мечтал услышать… Он повернулся к сыну, и Анри увидел в его глазах слезы…
Анри подошел к нему, опустился на одно колено и коснулся в почтительном поцелуе руки… Рука отца дрожала, он порывался что-то сказать и не мог… Анри поднял на него глаза, полные обожания и тоски… Тоски по утраченному времени, когда он не знал правды, тоски по не сказанным словам любви и не проведенным вместе дням…
- Сынок… - наконец, дрожащим голосом смог произнести Арамис… - Сын… мой…
Анри вытащил из внутреннего кармана камзола письмо, которое Арамис сразу узнал – то самое письмо, которое он писал бессонной ночью в доме Портоса.
- Отец… Я все знаю…
- Прости меня, сын мой… - Арамис ласково коснулся волос сына, смотрел на него, словно в первый раз, и не мог насмотреться…
- За что, отец? Мне не за что вас прощать… Да, вы не говорили мне правды о моем рождении. Но… Вы всегда заботились обо мне, любили меня… Я всегда знал, что могу рассчитывать на вашу защиту и помощь.
- Да я бы жизнь за тебя отдал… - голос, которым Арамис сказал эти слова, не оставлял сомнения в их искренности.
- Я знаю… - и Анри порывисто обнял отца.
Он каждой клеточкой своего тела впитывал неведомую ему ранее близость родного человека, вдыхал родной запах, который помнил с детства, когда он был еще маленьким, а Арамис, в редкие свои приезды, украдкой от герцога де Лонгвиля с помощью Анны-Женевьевы проникал в комнату Анри и часами сидел у кроватки сына и смотрел, как тот спит… Анри не помнил этого, но запомнил запах… теплый запах рук, который гладили его волосы, и теплоту губ, которые целовали его щеку… И сейчас эти детские воспоминания всплыли в его памяти… Он вдруг понял, что это он, Арамис, его отец, гладил его тогда по голове и целовал на прощание перед тем, как снова исчезнуть…
И сейчас он стоял, обнимая отца, чувствуя его прерывистое биение сердца, и старался запомнить это мгновение и ощущения, вызванные в его истосковавшейся душе…
Арамис же, обнимая сына, только сейчас понял, почему Господь никак не забирал его к себе…
Они не знали, сколько времени так простояли, пока Анри не почувствовал, что его отцу тяжело стоять. Он помог ему дойти до кресла и сесть. Сам же он сел в кресло рядом, не сводя глаз с Арамиса.
- Я уже и не мечтал о таком счастье, сын мой… - Арамис улыбнулся, ласково коснувшись руки сына. – Пределом моих мечтаний было, чтобы ты и твоя мать получили мои письма.
- Мы получили их, отец… - для Анри слово «отец», обращенное к тому, кого он всегда обожал и считал для себя примером, было подобно сладким звукам чарующей музыки, для Арамиса же это слово, которое он уже и не мечтал услышать, было наивысшим счастьем и прощением Господним… - Мы их получили.
Арамис посмотрел на сына, не зная, как задать вопрос, который вертелся на языке, но Анри внутренним чутьем все понял сам.
- Матушка… она была очень огорчена вашим письмом, тем известием, которое вы сообщили… Она просила вам передать…
- Что?
- Она просила передать, что… любит вас…
- Ах, сын мой… - улыбнулся Арамис… - Ваша матушка… это то чудо в моей жизни, которое я не заслуживал… А что касается известия, которое я вам сообщил… - улыбка покинула лицо Арамиса, и сердце Анри гулко забилось в груди.
- Отец… скажите, что это… ошибка…
- Увы… - Арамис посмотрел на сына, и того пронзила боль… боль грядущей утраты. – Это не ошибка… Каждый мой день может стать для меня последним. Мне все труднее ходить, дышать… Я не мог понять, почему Господь не забирает меня к себе… Я даже предположить не мог, что он подарит мне такую милость, как встречу с тобой, сын мой… Теперь я понимаю, что он ждал, пока ты приедешь… Теперь я счастлив так, как и мечтать не мог… И теперь, зная, что ты меня простил, что ты знаешь правду… теперь я могу спокойно умереть…
- Не говорите так, отец! – сердце Анри разрывалось от боли и беспомощности. Ах, если бы он мог что-то сделать, если бы он мог продлить дни отца на этой земле… Сколько бы он еще ему сказал, сколько бы вот таких встреч у них могло бы еще быть…
Арамис почувствовал всю боль своего сына, и сердце его затрепетало… Он смотрел на Анри и не мог насмотреться… И он понял, что может напоследок сделать для своего сына.
- Анри, сынок… - Арамис снял с пальца перстень с серым матовым камнем и, взяв руку сына, надел его ему. – Этот перстень… он не имеет большой ценности как драгоценность, но он имеет большую власть… Когда меня уже не будет рядом с тобой, когда я физически не смогу тебе помочь или защитить тебя… этот перстень будет спасать тебя. Не злоупотребляй его властью, но в трудную минуту… тебе стоит только показать его, и многие двери откроются перед тобой, люди, не знающие тебя и которых не будешь знать ты, будут готовы, не задавая вопросов, жизнь отдать, защищая тебя… Помни это… и береги его… Не допусти, чтобы этот перстень попал в злые или нечестные руки… Это может обернуться большой бедой…
- Я клянусь вам, отец… - Анри поцеловал перстень, а потом и руку отца… - Я клянусь вам, что буду защищать ваш дар, как самое дорогое, что у меня есть…
Они весь день просидели в кабинете, прервавшись лишь на обед, который здесь же накрыл Иларио. Анри, несмотря на долгую дорогу и бессонные ночи, не чувствовал усталости. Он восхищенно смотрел на отца и впитывал, словно молоко матери, каждое его слово и движение. Арамис же не мог поверить в нежданно обрушившиеся на него счастье… Его сын… промчался не один десяток миль, чтобы сказать ему, что любит его и ни в чем не упрекает… Впервые за последнюю неделю Арамис не чувствовал усталости, ему показалось, что с приездом Анри он словно сам помолодел лет на тридцать… И лишь к вечеру болезнь дала о себе знать тянущей, тупой болью в сердце…
Иларио принес лекарство. Анри отказался покидать покои отца и сказал, что заночует здесь же, рядом с ним.
Он помог Арамису дойти до кровати. И лишь когда тот, выпив снотворное, забылся зыбким сном, лишь тогда Анри почувствовал, как сам устал… Напряжение последних дней взяло верх и, как он ни старался, сон сморил его…

Арамис проснулся от пронзившей его сердце боли. Он открыл глаза и увидел дремавшего в кресле рядом с его кроватью Анри. Переведя взгляд на окно, он удивился яркому свету, проникавшему сквозь закрытые ставни. На часах было около трех ночи, и природа этого света была непонятна ему.
Он медленно поднялся с кровати и подошел к окну. Раскрыв ставни, он зажмурился от неизвестного света, ноги подкосились и он упал в стоявшее у окна кресло. Боль становилась все сильнее, заполняя собой каждую клеточку его тела. И тут… ОН ВСЕ ПОНЯЛ…
Он посмотрел в окно и… улыбнулся…
«Вот и все…» - подумал он… - «Спасибо, Господи…» - и глаза его медленно закрылись, а на губах замерла улыбка человека, познавшего в последние свои минуты наивысшее счастье, какое может быть даровано Всевышним…

Анри открыл глаза, понимая, что как ни старался, а все же уснул. Ругая себя за эту слабость, он посмотрел на кровать и не увидел там отца. Мгновенно проснувшись, он вскочил и, оглядев комнату, увидел Арамиса, сидящем в кресле у окна.
Должно быть, отец, проснувшись раньше него, решил встретить рассвет, сидя у окна.
- Отец… - Анри подошел к креслу и уже хотел было пожелать отцу доброго утра, как увидел его лицо и… замер…
- Нет… нет… НЕТ….. – Анри смотрел на замершее лицо отца, на закрытые глаза и еле уловимую улыбку на губах… - Отец… - и, разрыдавшись, он уронил голову на колени Арамиса…
Слезы душили его, сердце разрывалось от боли… Он сжимал в руках уже холодные ладони отца, не в силах принять то, что все-таки случилось…
В дверь постучали, и в покои тихо вошел Иларио…
- Сеньор… посыльный от Его Величества короля Испании.
Анри поднял голову и, не поворачиваясь к Иларио, посмотрел на лицо отца.
- Сеньор… - Иларио начал понимать, что случилось что-то страшное…
- Передайте посыльному… - глухо зазвучал в тишине кабинета голос Анри. – передайте, что Его Высокопреосвященство не сможет его принять… Передайте, что… - Анри поцеловал руку отца. – что герцог дАламеда… УМЕР… этой ночью…
Иларио вздрогнул всей душой, но не подал виду… Он поклонился тому, кому служил все последние восемь лет, и тому, кто сейчас на коленях сидел возле тела этого великого для него человека и, тихо затворив за собой двери, вышел…
А Анри продолжал сидеть возле отца, не чувствуя ни затекших от неудобной позы ног, ни внезапно подувшего в окно ветра, который теребил волосы, но не мог высушить слезы в глазах…
Душа же Арамиса, наконец, обретя покой, уносилась ввысь, все дальше и дальше от измученного тела… А застывшая на губах улыбка говорила об одном…
ГОСПОДЬ… ПРОСТИЛ… ЕГО…

 Отправлено: 05.02.10 20:28. Заголовок: ГЛАВА 11. В которой ..

ГЛАВА 11.
В которой помощь Рене и его друзьям приходит оттуда, откуда ее совсем не ждали


В отеле Рене, Мишель и Огюст оказались уже практически под утро. Им выделили трехкомнатный номер. Мишеля и Огюста хватило лишь на то, чтобы скинуть куртки и ботинки и рухнуть на заправленные кровати.
Рене же, несмотря на усталость, спать совсем не хотел. Он включил ноутбук и полез в интернет, чтобы найти хоть какую-нибудь информацию для начала поисков. Он лазил с одного сайта на другой, задумчиво крутя на пальце старинный перстень с серым матовым камнем. Этот перстень ему перед самой смертью передал отец, сказав, что это семейная реликвия и что он, Рене, в свое время должен будет передать его своему сыну. Отец еще что-то говорил о том, что перстень непростой, но Рене, в силу юного возраста, не вслушивался в слова отца, а потому ничего толком не запомнил, кроме того, что этот перстень обладает каким-то секретом.
И сейчас, остановив на нем взгляд, Рене вдруг подумал, что, может быть, этот перстень в свое время носил сам Арамис… Переведя глаза на лежащий на столе рядом с ноутбуком Герб, Рене вдруг подумал… А каким он был – Арамис? Таким, каким его описывал Дюма? Или другим… Да, это был человек, наделенный властью и могуществом, вершивший судьбы королей и наверняка причастный не к одной странице истории… И все-таки, это был прежде всего – Человек… который любил и ненавидел, дружил и воевал, чувствовал… Это был человек большой души и великого сердца, в этом Рене не сомневался…
- Я обязательно выясню тайну Герба… - прошептал он и поцеловал перстень, повинуясь какому-то необъяснимому порыву. – Герцог, я не успокоюсь, пока все не выясню… Обещаю Вам…
В этот момент створки окна резко распахнулись, и холодный зимний воздух разметал по полу рекламные проспекты, лежавшие на прикроватном столике. Рене бросился к окну и быстро закрыл его, но на мгновение ему показалось, словно его души коснулось что-то… Словно это сам герцог дАламеда сквозь века так высказал ему свою поддержку…
Вглядываясь в темноту мадридской ночи за окном, Рене вдруг снова вспомнил ту незнакомку из такси… Атенаис Дарине… Красивое имя… Он улыбнулся, сам не зная чему, но что-то внутри него подсказывало, что эта встреча не случайна, что он ее еще обязательно встретит.
Рене встряхнул головой.
- Хватит мечтать. Надо хоть немного определиться в направлении поисков. Раз мы приехали в Мадрид в поисках следов Арамиса, логично будет выяснить, где в 17 веке располагалась резиденция Генерала Ордена иезуитов. – и Рене вернулся к ноутбуку.

Когда около девяти утра в общую гостиную вышли потирающие глаза Мишель и Огюст, Рене уже сидел за столом, на котором только что горничная накрыла завтрак. Перед ним лежала небольшая стопка бумаги.
- Ааааф…. – потянулся Мишель. – Рене, ты что – совсем не ложился?
- Мне не хотелось спать. Зато я кое-что выяснил. – и Рене показал на стопку распечатанных листков.
- И что же тебе удалось узнать? – Огюст расположился рядом и принялся намазывать джем на тост. Мишель же разливал всем кофе.
- Я выяснил, где в 17 веке располагалась резиденция Генерала Ордена иезуитов. Это, кстати, не так далеко от нашего отеля. Я предлагаю после завтрака отправиться туда и узнать, что там сейчас располагается, и если нам повезет, может быть даже найти какие-то документы или свидетельства тех времен.
- Разумное предложение. – кивнул Огюст. – Но нужно иметь в виду, что в документах Ордена имя Магистра или, иными словами, Генерала, может быть другим. Либо документы могут быть вообще зашифрованы, что было свойственно всем Орденам, тем более такому могущественному и многочисленному, как Орден иезуитов.
- Ты прав… Поэтому будем просто искать любые упоминания о Генерале Ордена, который возглавлял его в XVII веке… Судя по свидетельствам Дюма, Арамис и его друзья жили где-то в середине и во второй половине XVII века. – Рене принял от Огюста тост с мармеладом, а от Мишеля дымящуюся чашку кофе.
- Но для начала надо хорошенько подкрепиться… - и Мишель с нескрываемым удовольствием поднял только что сооруженный им бутерброд, от одного вида которого у Рене и Огюста челюсти моментально оказались где-то в районе плинтуса – на половине французского багета красовалась пирамида из нескольких слоев ветчины, огурцов, маслин, листьев салата и куриной грудки. Все это было щедро приправлено тертым пармезаном.
- Приятного аппетита… Мишель… - только и смог выговорить Рене.
- Шпашибо… - не замечая шока друзей, Мишель одним махом откусил почти половину багета.

Спустя полчаса они уже выходили из отеля. Поймав такси и назвав водителю адрес, друзья вскоре уже стояли возле величественного здания в стиле Ренессанс. Подойдя ближе, они с трудом поверили своей удаче. Ибо на табличке возле входной двери было написано – «Музей истории религии».
Переглянувшись, они решительно вошли внутрь.
Поднявшись на второй этаж, Рене открыл первую попавшуюся дверь и… что называется, нос к носу столкнулся… с девушкой из такси.
- Опа… - только и смог удивленно произнести он. Мишель и Огюст непонимающе переглянулись.
- Молодой человек, вы преследуете меня? – с легкой улыбкой поинтересовалась девушка.
- То же самое я могу спросить и у вас. – Рене начал потихоньку приходить в себя, удивляясь, а точнее уже даже не удивляясь своим предчувствиям относительно незнакомки. – Сначала вы угоняете у меня из-под носа такси, теперь вот налетаете на меня, едва я успеваю открыть дверь.
- Видимо, это судьба. - неожиданно доброжелательно рассмеялась девушка.
- Кхе... Кхе… - деликатно намекнули о своем присутствии Огюст и Мишель, видя, как их друг и незнакомка общаются, с каждой секундой все больше и больше забывая о том, что они не одни…
- Прошу прощения… Атенаис, позвольте представить вам моих друзей. - Рене прижал руку к сердцу, извиняясь перед друзьями и дамой за свою оплошность.
- О… вы запомнили мое имя. – было видно, что девушка приятно поражена.
- Вас вообще сложно забыть…
- Кхе… - снова встрял Мишель, наблюдая, что Рене снова уносит куда-то в сторону…
- Ах, да. Познакомьтесь – мои друзья. Мишель Третьян – Мишель галантно раскланялся перед девушкой – и Огюст Лаферет – Огюст поцеловал руку Атенаис.
- Атенаис Дарине. – с улыбкой представилась она.
Огюст и Мишель замерли в поклоне.
- Господа, вы словно сошедшие с картин эпохи Людовика XIII дворяне… - девушка переводила взгляд с одного на другого, потом на третьего. – Судя по акценту, вы – французы?
- Да, совершенно верно. Мы в Мадриде по делам.
- Я тоже француженка. Родилась и выросла в Гаскони. – при упоминании Гаскони все трое друзей, не сговариваясь, переглянулись. – Я историк-искусствовед. Сейчас работаю над книгой по истории Ордена Иезуитов.
- Поразительное совпадение… - Рене, уже привыкший за последнее время ничему не удивляться, все равно был поражен этими удивительными совпадениями. – Мы тоже приехали в Мадрид в поисках материалов по истории Ордена.
- Вот как? – Атенаис заинтересованно вскинула брови. – Что же конкретно вас интересует? Я уже несколько месяцев занимаюсь этим вопросом и, возможно, смогу вам помочь.
- А мы можем это обсудить в более спокойной и комфортной обстановке? – поинтересовался Рене, в очередной раз задетый прибывающими туристами.
- Да, конечно. Здесь, за углом, есть очень уютная кофейня. Давайте пройдем туда. Сейчас в музее самый пик посетителей, и мы все равно не сможем ничего спокойно рассмотреть и обсудить. Мы вернемся сюда после полудня. Будет спокойнее.
- Отлично. Позвольте предложить вам руку… - и Рене предложил Атенаис руку, которую та с улыбкой взяла под локоть.
Они пошли впереди, а Огюст и Мишель следом.
- ДЭрбле есть дЭрбле… - усмехнувшись, произнес Мишель.
При имени «дЭрбле» Атенаис вздрогнула и совсем иначе, чем прежде, посмотрела на Рене, но тот не заметил этого.
- Даже спустя четыреста лет. – Огюст поддержал дружеский подкол Мишеля.
Атенаис же шла рядом с Рене и думала – послышалось ей или нет… или и правда этот могучий великан – друг Рене – и правда назвал его дЭрбле… Она думала об этом всю дорогу до кофейни.

В кофейне они устроились за дальним столиком и заказали по глинтвейну.
- Такой холод вообще-то редкость для Мадрида. – сказала Атенаис, делая первый глоток.
- Вы часто здесь бываете? – улыбнулся Рене.
- В последние три года достаточно часто. Собственно, в один из своих первых приездов, я случайно попала в Музей религии и меня очень заинтересовала экспозиция, посвященная Ордену иезуитов. Но тогда я была занята написанием диссертации, а потому вернуться к этой теме смогла только полгода назад. А вы? Что вас привело к этой теме?
Друзья переглянулись. У них у всех возникло какое-то необъяснимое доверие к этой девушке, но Рене решил все же начать издалека.
- Я недавно обнаружил в старинном сундуке в мансарде своей квартиры некоторые вещи, принадлежавшие моему предку. Они указывают на то, что он занимал важный пост в этом Ордене. Как журналиста, а, прежде всего, как потомка, меня это очень заинтересовало.
- Понимаю… - делая очередной глоток, улыбнулась Атенаис. – С вами понятно. А что же ваши друзья? Путешествуют за компанию?
- Вы очень любопытны, милая девушка. – деликатно вставил свое слово в разговор Огюст.
- Извините, мое гасконское происхождение иногда сильнее меня… - смутилась Атенаис. – Я, как и мои предки, умею находить приключения на свою голову.
- Не переживайте так! – засмеялся Мишель. – Огюст не хотел вас задеть. Он у нас вообще верх благородства и деликатности. А гасконцы и правда всегда отличались взрывным характером!
- Простите, если смутил вас. – Огюст ободряюще улыбнулся. – Мы путешествуем вместе, так как поиски нашего друга затрагивают и нас. Наши предки, как выяснилось, были очень дружны в свое время.
В этот момент Рене обернулся, чтобы о чем-то попросить официанта, и Атенаис увидела перстень на его руке.
- Рене… извините… - она дотронулась до руки молодого человека. – Извините… этот перстень…
- Да? – Рене посмотрел на перстень, а потом на девушку.
- Откуда он у вас? Вы знаете, что это за перстень?
- Это наш фамильный перстень. Мне его перед смертью передал отец. – Рене смотрел на новую знакомую, чувствуя, что она что-то знает об этом кольце.
- Это перстень Магистра ордена иезуитов… - Атенаис говорила с придыханием, с восхищением, так как не поверила своим глазам, увидев на пальце Рене то, что она искала столько месяцев, до этого видя только на гравюрах и на фотографиях копии, сделанной по описанию. - Существуют документы, говорящие о том, что во второй половине XVII века он принадлежал тогдашнему Генералу Ордена, но после его смерти исчез. Говорили, что будто он передал его своему сыну. Но это только догадки, так как по законам католичества священники давали обед безбрачия, и законнорожденных детей у них быть просто не могло.
- Вы знаете, как звали того Генерала Ордена? – насторожились Огюст и Мишель.
- В документах, которые мне удалось найти, его имя зашифровано как DdA… - Атенаис написала буквы на салфетке.
- Герцог дАламеда… - в полной тишине медленно по буквам произнес Огюст. – Смотрите сами: D – герцог, dA – дАламеда… - повторил он, указывая на каждую из букв.
- Арамис???? – интонация, с которой Атенаис произнесла это имя, заставила Рене вздрогнуть.
- Вам известно и то, что Арамис был реально существовавшим человеком? - хором удивились, переглянувшись, Рене, Мишель и Огюст.
- Я знала это, еще учась в Сорбонне. Тогда, готовя реферат по истории своей фамилии, мне пришлось много заниматься генеалогическим древом, и я с удивлением выяснила, что являюсь потомком одной из ветвей рода дАртаньянов. Но когда я начала изучать историю Ордена, я как-то не сообразила связать свое открытие с именем Генерала Ордена. А ведь я знала, что Арамис был его Главой какое-то время…
- Так вы потомок дАртаньяна???!!!??? – друзья были так шокированы услышанным, что Мишель от неожиданности даже опрокинул свой бокал с глинтвейном. Горячий напиток плеснул ему на брюки, но он даже не заметил этого.
- Да… - растерянно произнесла девушка, понемногу начиная кое-что подозревать…
- Чтобы вам окончательно стало все понятно, разрешите представиться еще раз. – Огюст улыбнулся девушке. – Огюст Лаферет, потомок Атоса, графа де Ла Фер.
- Мишель Третьян, потомок Портоса, барона дю Валлона де Брасье де Пьерфона. – Мишель тоже с улыбкой наблюдал, как с каждым произносимым ими словом вытягивается от удивления лицо Атенаис.
- Ну, и, наконец… - Рене выдержал театральную паузу. – Рене Эрблес, потомок того самого Арамиса, аббата дЭрбле, епископа Ваннского, герцога дАламеда, Генерала Ордена иезуитов. Так что… догадки оказались верны – у Арамиса был сын. Иначе бы кольцо не оказалось на моей руке.
- Невероятно… - Атенаис в полном шоке оглядывала улыбающихся мужчин. – Это просто чудо какое-то…
- Вы знаете, а мы уже начинаем к этому привыкать… к чудесам. – Огюст быстрее всех пришел в себя, и мог нормально излагать мысли. – Кстати, Атенаис… Не находили ли вы некоего письма от Арамиса к дАртаньяну или, может, от дАртаньяна к своей дочери?
- Откуда вы знаете про письмо? – глаза Атенаис все больше округлялись, и Мишель уже начинал посмеиваться, гадая, есть ли еще запасы или это уже предел округления.
- Просто мы все – Рене с улыбкой обвел друзей рукой. – нашли такие письма: у меня с такого письма собственно все и началось… Я нашел в мансарде письмо Арамиса к дАртаньяну, Огюст нашел письмо Атоса к сыну, Мишель так же нашел письмо Портоса к дочери.
- Я действительно нашла письмо дАртаньяна к дочери. – и Атенаис вытащила из внутреннего кармана сумки сложенный вчетверо листок бумаги.

И раскрыв его, она начала читать письмо вслух.

«Дорогая моя Жаклин… Доченька…
Я пишу тебе это письмо, потому что не уверен, что увижу тебя снова.
Завтра утром я отправляюсь в поход. Франция начала войну с Голландией, и король поручил мне возглавить один из самых ответственных фронтов.
Вообще-то я даже рад этому походу… И… прости меня за эти слова, но я не буду жалеть себя, уворачиваться от пуль и снарядов…
Прошло уже полгода, как я узнал о смерти Арамиса, а вслед за ним, о гибели Атоса и Портоса… Мои верные друзья покинули меня… Я одинок на этой земле. И каждый новый день уже не радует меня так, как прежде… Я знаю, что уже не увижу вдали карету с испанским гербом… Я знаю, что меня больше не встретят крепкие объятия в поместье дю Валлон… И больше не к кому ехать в замок де Ла Фер… Земля опустела…
Я осиротел… Каждый день, прежде чем заснуть, я разговариваю со своими друзьями… И они отвечают мне, я явственно слышу их голоса… Они ждут меня там, на небесах…
Я очень тебя люблю, но мне слишком тяжко стало на этой земле…
Надеюсь, Господь будет милостив ко мне, и какое-нибудь голландское ядро станет ступенькой на моем последнем пути к друзьям… Наверное, грешно просить о смерти… но иногда только смерть дарит покой и приносит облегчение…
А я все равно всегда буду с тобой… Я люблю тебя, и моя любовь переживет меня в этом мире…
И сейчас, чувствуя, что больше нам не придется поговорить, я хочу еще раз сказать тебе о том Гербе дружбы, про который рассказывал раньше. Помнишь тот изумруд? Береги его… Что бы ни случалось в твоей жизни, не расставайся с ним. Какими бы тяжелыми ни были времена… ты можешь продать последнюю рубаху, но этот изумруд должен оставаться в нашем роду, несмотря ни на что… Завещай его своим детям, как я сейчас завещаю его тебе…
Как говорил Арамис в свой последний приезд… однажды этот камень, если на то будет воля Всевышнего, объединиться с остальными и откроет миру великую тайну и самую большую драгоценность, какая может быть у людей… Поэтому береги его…

Вот и все… Какая полная сегодня луна. Мне кажется, я слышу голос Атоса… он снова спорит с Портосом, какого года бургундское лучше. А Арамис снова пытается их примирить…
Наверное, я уже схожу с ума…
Прощай дочь моя…

Нежно целую твои локоны.
Твой отец Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, граф дАртаньян»

Атенаис уже закончила, а друзья продолжали сидеть молча, как и после прочтения первых писем, переваривая в сознании только что услышанное.
- Выходит, что в отличие от версии Дюма, последним из мушкетеров умер дАртаньян. – наконец, прервала молчание Атенаис, снова складывая листок.
- Да… И в этом письме мы узнаем кое-что новое. Судя по письму дАртаньяна, Атос и Портос погибли следом за Арамисом. – Мишель задумчиво подпирал щеку.
- И у меня создалось впечатление, что это произошло практически одновременно. – высказал свое соображение Огюст.
- Атенаис, значит, вы знаете и про Герб Дружбы? – Рене уже немного пришел в себя и улыбался своим воспоминаниям, когда он чувствовал, что встреча с этой девушкой неслучайна.
- Да, он упоминается в письме. Но это все, что я знаю…
Рене, продолжая улыбаться, достал из кейса сверток и глазам изумленной Атенаис предстал загадочный Герб Дружбы.
- Как видите, здесь уже есть части Атоса, Портоса и Арамиса. Нам не хватало лишь части дАртаньяна. Мы собирались отправиться на поиски в Гасконь после Мадрида. И тут такая удача… или воля провидения, уж и не знаю, как сказать… - Огюст сдержанно улыбался, посматривая на Атенаис. – Уж насколько я всегда был приземленным человеком, и то уже начинаю верить в чудеса.
- Кстати, о Гербе – встрепенулся Мишель. – Атенаис, вы не находили изумруд дАртаньяна?
Улыбаясь, Атенаис сняла с шеи цепочку с кулоном, осторожно отщелкнула верхнюю крышку, и друзья увидели необыкновенной красоты и чистоты цвета изумруд. Атенаис сама вытащила его и положила на место на Гербе.

Они сидели и смотрели на представшую их взорам красоту – наконец, они видели полный Герб, такой, каким он был изначально. Их не покидало ощущение, что одна из важных ступеней пройдена и теперь, там впереди, их ждет тайна, которая сквозь века была дарована им их предками.
Рене даже поймал себя на мысли, что ощущает рядом присутствие кого-то невидимого. Словно кто-то положил ладонь на его плечо и ободряюще сжал его. И он удивленно услышал собственный голос, слова сами собой срывались с губ:
- Теперь Герб снова стал единым. Но чтобы понять главное – его тайну – нам нужно найти завещание Арамиса. Мне кажется, что в нем будет разгадка или, по крайней мере, намек на то, куда нам двигаться дальше.
- Я согласен с Рене. – кивнул Огюст. – но где нам искать завещание? Насколько я понимаю, ты его в своем доме не обнаружил? – посмотрел он на Рене. Тот отрицательно помотал головой.
- Кажется, я догадываюсь, где завещание… - пробормотала Атенаис. Она усердно что-то вспоминала, морща свой очаровательный лобик.
Друзья терпеливо ждали.
- В музее я видела документ, похожий на завещание. Но я не успела его прочитать. Кажется, он был написан на латыни…
- Вот и повод вернуться в музей! – обрадовался Мишель.
- Да… Там нам надо подойти к одному из кураторов экспозиции – Марку Фабиусу. Это он мне помогает с самого начала, как я занялась историей Ордена.
И, расплатившись за глинтвейн, они поднялись и направились навстречу новым событиям, загадкам и тайнам…
Но теперь их было четверо… и они чувствовали то, что и их предки – они были один за всех и все за одного…

 Отправлено: 05.02.10 20:34. Заголовок: Читала бы тебя до ве..

Читала бы тебя до вечера...

 Отправлено: 05.02.10 20:37. Заголовок: ГЛАВА 12. В которой ..

ГЛАВА 12.
В которой мы понимаем, что настоящие друзья едины и в жизни, и в смерти.



Ночь уже давно накрыла Мадрид своим покрывалом, а Анри продолжал сидеть в комнате гостиницы, не зажигая свечей. В окно проникал мягкий свет от уличного фонаря, от которого камень перстня на пальце Анри переливался гранями…
Анри сидел и смотрел на этот перстень, не отрывая глаз…
Он никак не мог прийти в себе после смерти Арамиса. «Почему, Господи… Почему ты подарил мне счастье встречи с отцом, которого я не знал столько лет, и тут же забрал его у меня…» - думал он снова и снова…
Слез уже не было. Была только тупая боль в сердце… Она не покидала его все время, пока он и Илларио ждали доктора, чтобы тот подтвердил факт смерти Генерала Ордена, она терзала его и когда приехали представители Ордена, которым предстояло взять на себя правление, пока не будет утвержден новый Магистр. В одной части своего завещания Арамис уже определил своего преемника. Теперь оставалось его утвердить на всеобщем собрании Ордена.
Вторая часть завещания касалась мирской жизни герцога дАламеда. Поверенный герцога сказал Анри, что там многое касается его и попросил задержаться в Мадриде на несколько дней.
Сегодня днем к Анри приезжал посыльный от поверенного, который сообщил, что покойный Генерал Ордена в своем завещании пожелал, чтобы его кремировали, а прах был захоронен согласно завещанию его наследником и человеком, которому он передаст при жизни свой перстень. И поскольку все заметили этот перстень на пальце Анри, к тому же оказавшемуся и наследником дАламеда, то исполняли волю Магистра, не задавая лишних вопросов. Так же через день или два поверенный обещал лично встретиться с Анри и передать тому текст завещания.
В дверь постучали. Анри продолжал молча сидеть, никак не реагируя. Ему казалось, что вместе с отцом что-то умерло и в нем самом. Конечно, он понимал, что отец умирает, но все равно его смерть стала для него неожиданностью и шоком.
За спиной раздались тихие шаги. Кто-то зашуршал спичками и по комнате разлился мягкий свет от настольной свечи. Шаги уже послышались где-то совсем рядом. Анри поднял глаза и увидел Иларио.
Тот сел на стул рядом с Анри. Какое-то время они оба молчали.
- Сеньор… - нарушил молчание тихим голосом Иларио. – Последние восемь лет я служил герцогу и был предан ему, как верный пес… Я так уважал и преклонялся перед ним, что был готов жизнь отдать за него. С его смертью… - Иларио посмотрел на Анри. – с его смертью… моя жизнь потеряла смысл…
- Я понимаю тебя, Иларио… - Анри постарался улыбнуться убитому горем секретарю отца, но улыбка не получилась.
- Я заметил, как отреагировал на ваше появление монсеньор… И я понял, что вы очень дороги ему и много для него значите. Это было видно по его взгляду, это подтверждается и тем, что свой перстень он отдал именно вам. И я подумал… Если вашей светлости будет угодно, я готов всю свою преданность монсеньору отныне перенести на вас.
Анри внимательно посмотрел на Иларио. Тот покорно и преданно ждал ответа юного наследника своего хозяина.
- Ты ведь не знаешь – кто я… Ты не знаешь меня и готов служить мне?
- Я привык не задавать лишних вопросов. Мне достаточно того, что вы обладатель перстня и наследник герцога. Если ваша светлость пожелает что-то мне сказать - ваша воля. Я же готов довольствоваться тем, что уже знаю и что видел.
- И ты последуешь за мной?
- Куда бы вы не приказали, сеньор. Меня ничто не держит более здесь.
- Разве ты не подчиняешься новому Главе ордена?
- Нет. У него будет свой секретарь. А я, оставаясь членом Ордена, отныне волен жить, где пожелаю, и служить, кому пожелаю.
Анри встал и медленно подошел к окну. Он вспомнил, как Иларио преданно и заботливо относился к его отцу. Как сам в тот вечер напомнил, что пора пить лекарство. Он и правда любил его отца и был верен ему. Так почему бы…
Анри повернулся к Иларио. Тот по-прежнему сидел на том же месте и ждал его ответа.
- В таком случае, Иларио… Мы остаемся здесь до момента передачи нам праха герцога и его завещания, а потом возвращаемся во Францию. Если, конечно, в завещании не будет каких-либо распоряжений герцога, которые потребуют нашей задержки в Испании.
- Как прикажете… хозяин… - Иларио подошел к Анри, почтительно опустился на одно колено и поцеловал перстень. – Будут ли еще какие-нибудь распоряжения сейчас?
- Ты где живешь, Иларио?
- Когда я служил герцогу, я жил в его апартаментах. Пока меня не гонят оттуда, но когда-нибудь мне пришлось бы искать новое место…
- В таком случае ты сейчас поезжай за своими вещами и возвращайся сюда.
- О, сеньор. Вам не придется долго меня ждать. У меня мало вещей, я обернусь меньше чем за час.
- Хорошо, Иларио. Иди… - когда его новый камердинер уже подошел к двери, Анри окликнул его. – Когда будешь уходить сейчас, попроси хозяина что-нибудь сообразить на ужин. Откровенно говоря, я со вчерашнего утра ничего не ел…
- О, сеньор. У вас будет самый лучший ужин, какой может быть в этой гостинице в это время. – и Иларио, поклонившись, вышел.
Анри вернулся в кресло, в котором он сидел до прихода Иларио. Он снова посмотрел на подаренный отцом перстень. От появления Иларио в его жизни и обретения в его лице верного слуги Анри стало немного легче… По крайне мере, теперь рядом с ним был человек, который любил его отца. А значит, на преданность этого человека может рассчитывать и он, Анри.

На следующее утро, едва Анри успел позавтракать, прибыл посыльный от поверенного Арамиса, который сообщил, что у дверей гостиницы Анри ждет карета, которая доставит его к поверенному.
Анри вместе с Иларио спустились за посыльным. Иларио почтительно открыл перед Анри дверцы кареты. Он всячески показывал Анри, что будет так же предан ему и так же будет заботиться о нем, как это делал по отношению к герцогу дАламеда.
Едва они оказались внутри кареты, как Анри посмотрел на Иларио, сидящего напротив него, и сказал так, словно произносил самые обычные слова:
- Герцог дАламеда был моим отцом…
Открывая Иларио эту тайну, он был уверен, что тот унесет ее с собой в могилу. Он чувствовал это. Он знал, что в его лице нашел преданного себе человека.
Иларио лишь на мгновение закрыл глаза, давая понять, что его новый хозяин может не волноваться за сохранность этой тайны. Впрочем, Иларио и сам догадался об этом еще в тот день, когда Анри так стремительно нарушил тишину резиденции Генерала Ордена. Слишком уж они были похожи… отец и сын…
Через полчаса Анри уже сидел в кабинете поверенного. Иларио остался ждать за дверью, в приемной.
- Доброе утро, сеньор де Лонгвиль.
- Вряд ли я могу назвать это утро добрым… - грустно ответил Анри. – Впрочем, как и последние три утра…
- Понимаю вас. – кивнул поверенный. – Я не задержу вас надолго.
Поверенный встал и подошел к стене. Нажав невидимую пружину, он открыл потайную дверцу и вытащил из тайника два конверта. Один из них был немного толще другого. Бумага, судя по виду, была дорогой, с тиснением и золотым вензелем в правом верхнем углу.
- Это завещание герцога дАламеда. – сказал он, вернувшись за стол. – Герцогом было составлено два экземпляра. Один остается у меня, второй я отдам вам. Ваш экземпляр вот в этом конверте – поверенный протянул Анри более пухлый. - Вы названы в этом завещании главным наследником. Поэтому все распоряжения герцога, его последняя воля должны быть исполнены вами.
- Не волнуйтесь. – Анри взял из рук поверенного конверт. – Я в точности выполню то, что пожелал герцог, чтобы это ни было.
- Вы все прочтете сами. Единственное, что я вам скажу сейчас, это то, что герцог пожелал, чтобы после смерти его тело кремировали и похоронили во Франции. Место, где он пожелал быть похороненным, вы узнаете из текста завещания. Насколько мне известно, прах герцога вам сегодня доставят представители высшего духовенства Ордена.
Анри почувствовал, что боль от потери отца снова возвращается… Он не мог представить своего голубоглазого красавца-отца, стройного и статного, в виде груды пепла…
- Сеньор… - Анри очнулся от своих мыслей, поняв, что поверенный уже несколько раз позвал его.
- Извините…
- Я понимаю вас… Видимо, Его Высокопреосвященство был очень дорог вам…
- Он был моим духовным отцом – Анри не мог раскрыть истинную причину своей скорби незнакомому человеку. А это объяснение было и правдой, и в то же время не вызывало никаких подозрений и полностью объясняло чувства Анри.
Поверенный понимающе кивнул.
Анри расписался в книге о том, что забрал второй экземпляр завещания, они попрощались, и он покинул кабинет поверенного.
Иларио словно ждал его появления в любой момент, потому что вскочил сразу же, как только Анри показался из дверей кабинета. После едва заметного кивка головы юного герцога, он спокойно и преданно последовал за ним.
Карета поверенного отвезла их обратно в гостиницу.
И вот они уже сидели в комнате Анри. Иларио молча ждал, когда сын Арамиса откроет завещание.
Наконец, Анри раскрыл конверт, достал сложенный вчетверо листок с вензелем герцога и три запечатанных конверта, долго читал завещание, а, закончив, еще какое-то время сидел с закрытыми глазами. Иларио терпеливо ждал.
Наконец, Анри открыл глаза.
- Отец пожелал, чтобы его прах был захоронен во Франции. Он оставил все свое имущество мне. Так же он просит оповестить его друзей - Атоса, Портоса и дАртаньяна о его смерти, отправив им письма, которые написал перед смертью. Тут же еще приложено письмо, где отец сообщает мне о неком Гербе дружбы и его части этого герба и просит меня хранить их, передавая по наследству в нашем роду…
- Монсеньор как-то рассказывал мне об этом Гербе. – кивнул Иларио. – Этот Герб они с друзьями придумали еще во времена своей мушкетерской молодости.
- В письме отец говорит, что Герб и часть Арамиса спрятаны здесь в Мадриде в церкви при резиденции под постаментом у иконы святого Петра.
Анри замолчал. Было видно, что он размышляет о чем-то. Иларио не торопил хозяина, а молча ждал, что тот скажет дальше.
– Поверенный сказал, что сегодня представители Ордена привезут прах отца… - наконец, продолжил он, и Иларио еле заметно вздрогнул при слове «прах».
- Мне до конца жизни будет не хватать этого великого человека… - грустно сказал он. – Я всегда восхищался его умом, выдержкой, умением без каких-либо видимых усилий окружать себя преданными людьми. В нем властность удивительно гармонично соседствовала с великодушием, беспощадность к врагам с преданностью друзьям…
- А я, Иларио, жалею, что не знал правды раньше… Я всегда любил его, восхищался им, но даже не подозревал, что этому человеку я обязан не только характером и взглядами, но и жизнью…
- Вы успели попрощаться с ним… Господь так захотел, чтобы вы успели. И этот день, проведенный с вами, стоил для него всех тех лет, что вы не были рядом. Я в этом уверен.
- Спасибо, Иларио. – Анри грустно улыбнулся… - И я рад, что ты отныне со мной… Ты мне потом расскажешь об отце? Каким он был…
- Конечно, сеньор… Вы можете гордиться своим отцом. Он, как и все мы, был не безгрешен, но… он все равно был великим человеком. Думаю, он оставит свой весомый след в истории.
Иларио хотел еще что-то добавить, но на лестнице за дверью послышались медленные шаги и вскоре в дверь постучали.
Иларио открыл, и в комнату вошли трое монахов в черных одеяниях с головами, покрытыми капюшонами. Двое из них остались почтительно стоять у двери, а третий подошел к Анри. Он скинул капюшон, и Анри увидел перед собой седовласого мужчину лет шестидесяти. Под черным монашеским плащом угадывались шикарные одежды. Судя по всему, этот человек был одним из представителей высшего духовенства Ордена.
- Сеньор де Лонгвиль? – тихим голосом спросил он.
- Да. Совершенно верно. – Анри поклонился мужчине, как подобало перед высоким духовным лицом.
Седовласый посетитель благословил Анри, перекрестив рукой, унизанной перстями.
- Вы являетесь наследником герцога дАламеда согласно его завещанию. К тому же вы являетесь обладателем перстня, который дает вам особую власть и привилегии. И хоть вы не являетесь членом Ордена, Магистр имел право передать вам свой перстень, тем самым наделив вас особой защитой со стороны Ордена. Надеюсь, вы осведомлены, что вам следует хранить и оберегать этот перстень.
- Да. Его Высокопреосвященство предупредил меня об этом. – кивнул Анри. – Я клянусь вам его памятью, что перстень не попадет в недостойные руки.
Монах кивнул, показывая, что такой клятвы ему вполне достаточно.
- Я прошу вас сейчас проехать со мной в церковь при резиденции Ордена, чтобы мы могли передать вам прах герцога для его захоронения. Согласно завещания, это ваша забота.
- Да. Я знаю. Я готов поехать с вами прямо сейчас. – сказал Анри, про себя подумав, что это к тому же хороший шанс забрать Герб и часть Арамиса.
- Прекрасно. Моя карета ждет нас у входа.
- Вы не будете возражать, если мой камердинер поедет с нами. – кивнул Анри в сторону Иларио, который все это время молча стоял в стороне.
- Нет. Это ваше право. – и монах направился к выходу.
Один из двоих его сопровождавших почтительно открыл дверь. Следом за монахом вышел Анри. Процессию замыкал Иларио, несший плащ Анри. Когда все вышли, монахи закрыли дверь комнаты и последовали за остальными.
Карета Ордена привезла Анри к той самой резиденции, где он был всего три дня назад. Везде были приспущены флаги, как дань уважения покойному Генералу Ордена.
Анри провели в церковь. В пустом зале тихо потрескивали свечи, все вокруг было наполнено величием и трагичностью момента. На постаменте у той самой иконы святого Петра, которую упоминал в завещании Арамис, стоял небольшой кованый ларец, украшенный золотом и рубинами. На крышке ларца был выгравирован вензель герцога дАламеда.
Анри медленно подошел к постаменту, но не сразу смог прикоснуться к ларцу с тем, что осталось от его отца… В горле снова встал комок, а в глазах помутнело от навернувшихся слез.
К Анри тихо подошел тот самый монах, что приезжал к нему.
- Скажите… - прошептал Анри. – Могу я остаться на какое-то время один, дабы помолиться об упокоении души Его Высокопреосвященства.
- Да, конечно. – так же шепотом ответил монах. – Молитесь сколько угодно, сын мой…У входа вас будет ждать моя карета, которая доставит вас обратно в гостиницу.
- Спасибо вам… за все… - Анри поднял глаза на монаха.
- Герцог был одним из самых достойнейших руководителей Ордена. Нам будет не хватать его мудрости и дипломатии. – перекрестился монах и поцеловал крышку ларца с прахом. – Да упокоится его душа с миром… Удачи вам, сын мой…
И перекрестив теперь уже Анри, монах вышел из залы. Анри остался один…
Постояв какое-то время перед постаментом и действительно помолившись об упокоении души отца, Анри стал думать, где здесь может быть спрятан Герб. Наклонившись к постаменту, он стал аккуратно исследовать его основание. В какой-то момент он видимо нажал скрытый рычаг, потому что почувствовал, как к его ногам выскочила панель. Открыв ее, Анри нащупал внутри сверток. Когда он вытащил сверток и развернул его, его взору предстал высеченный из серого камня Герб. Три части его были пусты, в четвертой, изображающей католический крест, переливался гранями великолепной огранки рубин.
Анри спрятал Герб внутри камзола, осторожно взял ларец и вышел из церкви.
Иларио ждал его у кареты. Они встретились взглядами, и Иларио понял, что Анри нашел Герб. Через полчаса они уже сидели в комнате гостиницы.
- Ну вот, Иларио… - Анри смотрел на ларец, не в силах оторвать глаз. – В Испании мы сделали все, что нужно. Завтра можем двигаться в путь. Нас ждет Франция.
- Сеньор… - Иларио тоже, не отрывая взгляда, смотрел на ларец. – Зная, что нам придется везти… - он замялся на мгновение. – везти прах вашего отца, я взял на себя смелость нанять карету. В десять утра она будет стоять у входа в гостиницу.
- Спасибо, Иларио. Ты все прекрасно понимаешь сам. Мне даже не надо ничего тебе говорить.
Иларио поклонился, благодаря Анри за столь высокую оценку его служения.
Анри же достал три письма, которые его отец написал Атосу, Портосу и дАртаньяну.
- Иларио, пока мы здесь, надо отправить письма. Поскольку мы будем проезжать через поместье дю Валлон, письмо Портосу я передам сам, а письма Атосу и дАртаньяну мы отправим. Как думаешь, это лучше сделать сейчас или когда будем уже во Франции?
- Вы можете это сделать сейчас, воспользовавшись секретной доставкой Ордена иезуитов. Как обладатель перстня Генерала, вы имеете на это право. Гарантирую вам, что это один из самых надежных и быстрых способов доставки корреспонденции.
- Хорошо. Тогда, Иларио, я поручаю тебе заняться этим сейчас. – и он протянул слуге два из трех писем.
- Будут ли еще какие-либо распоряжения? – спросил он, беря письма из рук Анри.
- Да. Когда закончишь с отправкой, займись провизией в дорогу…
- Хорошо, сеньор. Я могу идти?
- Да, иди. Я хочу немного побыть один… Есть о чем подумать…
Иларио поклонился Анри и вышел, неслышно закрыв за собой дверь.
На следующее утро они покинули Испанию. Их ждала Франция. Письма уже несли Атосу и дАртаньяну печальную весть, а карета с Анри и Иларио на максимально возможной скорости неслась к французской границе.

Письма еще не достигли своих адресатов, а в замке де Ла Фер Атос стоял у окна и смотрел, как на поместье надвигается буря. Еще светило солнце, но над горизонтом уже росла, набирая силу, огромная черная туча. И сердце Атоса вдруг пронзила резкая боль.
Он понял – что-то случилось… Он тут же вспомнил свою последнюю встречу с Арамисом, и своим преданным сердцем почувствовал – с другом случилась беда…
«Господи… Неужели ты этой бурей и этой болью пытаешься мне сказать, что моего друга больше нет на этой земле?» - думал он, вглядываясь в горизонт. Он отошел от окна и сел за стол, чтобы написать Раулю прощальное письмо. Ему надо было успеть все еще раз сказать сыну про Герб. Если Арамис умер… значит, и его, Атоса, дни сочтены… Значит, и он уже встал на первую ступеньку на пути в вечность… Он не мог это объяснить, он просто это ЗНАЛ…
Он уже заканчивал письмо, как услышал шаги за дверью. И после стука в комнату вошел Гримо – его давний и верный слуга.
- Ваша светлость, к вам гонец из Испании. – доложил он.
- Из Испании? – вздрогнул Атос.
«Вот оно… Это случилось…» - сердце учащенно забилось.
В кабинет вошел молодой человек в черном костюме, без слов отдал Атосу конверт, щелкнул ботфортами, раскланялся и скрылся прежде, чем Атос успел что-то у него спросить.
Атос вернулся в кресло у стола и открыл конверт.
Это было письмо от Арамиса, в котором он еще раз прощался со своим другом, просил его не грустить и вспоминать только самое лучшее, что было в их жизни. Он сообщил, что его часть Герба, как и сам Герб, в надежных руках. Арамис так же написал, что завещал похоронить себя во Франции. Когда Атос прочитал название места, где его друг пожелал обрести вечный покой, он вдруг понял… что Арамис неспроста выбрал именно ЭТО место… Он внимательно несколько раз прочитал ту часть письма, что касалось этого…
«Арамис прав… Так и надо будет сделать, как он предлагает» - подумал Атос и позвал Гримо.
- Гримо, друг мой. Пошлите посыльного к моему поверенному. Я хотел бы видеть его завтра. Мне нужно внести кое-какие изменения в завещание.
- Господин… - начал было огорченный Гримо.
- Не надо слов… - Атос поднялся и подошел к слуге. – Ты столько лет со мной, знаешь меня, наверное, лучше меня самого… Не будем лицемерить. Я только прошу тебя быть с Раулем и оберегать его, когда меня не станет…
- Обещаю вам, господин… - и Гримо вышел, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы, так как знал, что это расстроит его господина.
Атос же вернулся к столу и закончил письмо для Рауля. Ну, вот… Все готово. Письмо написано. Завтра он внесет нужные изменения в завещание.
На стекло стали падать первые капли дождя… Буря набирала силу. Атос смотрел в окно, грустно улыбаясь, и понимал, что это Арамис сейчас прощается с ним.
«А я не буду говорить вам «прощайте», друг мой…» - подумал он, снова открыв письмо Арамиса. – «Потому что ТАМ… вы недолго будете один… Ждите меня, дружище… Я скоро…»
И погасив свечу, он медленно вышел из кабинета.
На следующий день приехал поверенный и сделал все, что пожелал граф де Ла Фер.
Рауль искренне не понимал, почему отец так аккуратно, шаг за шагом готовится к смерти. Он не был болен, но почему-то упорно считал, что его дни сочтены. Атос поначалу пытался объяснить сыну свои предчувствия и ощущения, но, увидев, что Рауль искренне не понимает его, прекратил свои попытки.
Когда же на следующее утро после визита поверенного Рауль вошел в спальню отца, он обнаружил бездыханное тело графа, сидящего в кресле у окна. Глаза его были закрыты, на губах замерла улыбка.
Рауль не мог знать, что ночью Атоса разбудил яркий свет в окне. Он встал, подошел к окну, распахнул ставни и увидел… Арамиса, стоящего в потоке яркого, но не слепящего, света посреди лужайки внутреннего двора замка. Арамис стоял и улыбался другу… Потом он медленно подошел к окну, внимательно посмотрел на графа и протянул ему руку… Атос понял, что его друг решил встретить его на пороге вечности… И он спокойно вздохнул в последний раз, закрыл глаза и благодарно улыбнувшись, шагнул навстречу свету…
Распоряжение отца в завещании, касавшееся места захоронения, немало удивило Рауля, но он был обязан исполнить его волю. А потому решил, что отец - граф де Ла Фер - будет предан земле согласно своего последнего желания.


А буря, пронесясь над замком де Ла Фер, уже направлялась в сторону поместья дю Валлон, туда, куда как раз подъезжали в карете Анри и Иларио.
Портос, к которому после визита Арамиса никто не приезжал, настороженно отнесся к возникшей на горизонте карете. Он лично вышел встречать неизвестных гостей.
Из кареты вышли два молодых человека, один из которых, судя по виду, был господином, а второй – слугой.
- Если я не ошибаюсь, вы – господин дю Валлон де Брасье де Пьерфон? – спросил первый.
- Да. – все еще подозрительно посматривал на них Портос.
- Меня зовут Анри де Лонгвиль… - юноша выдержал паузу – А точнее… Анри дЭрбле – и внимательно посмотрел на Портоса.
Услышав имя дЭрбле, Портос удивленно посмотрел на гостя.
- Как вы сказали? – решил на всякий случай уточнить он. А вдруг послышалось…
- Анри дЭрбле. – повторил юноша. – Я понимаю, вы удивлены. Мой отец – аббат дЭрбле, герцог дАламеда, а проще говоря, Арамис…
- Вот что… - мотнул головой шокированный этим известием Портос. – Пройдемте-ка в дом, и вы мне все подробно объясните.
В ожидании ужина, когда они сидели в гостиной у камина, Анри все рассказал Портосу. А тот, конечно, вспомнил непонятную ему тогда грусть Арамиса. Сейчас, глядя на сидящего напротив него молодого человека, он понял причину тоски друга. Арамис тогда тосковал по сыну…
Анри рассказал Портосу все, что случилось с того момента, как он приехал к отцу и до приезда в поместье дю Валлон. Когда Анри срывающимся голосом рассказывал о смерти Арамиса, Портос почувствовал, как его душа сжимается от боли… Ну а когда Анри сказал, что в ларце, который он все время держит возле себя, прах Арамиса… в этот момент Портос вздрогнул, встал, медленно подошел к ларцу, стоящему на столике у камина, опустился на колени перед ним и, перекрестившись, поцеловал вензель герцога на крышке.
От всего услышанного у Портоса даже закружилась голова, чему он сам немало удивился. Такое было с ним впервые… Портос предложил Анри немного прогуляться перед ужином. Анри, глядя, как за окном все сильнее разыгрывается буря, высказал легкое сомнение в правильности такой прогулки, но Портос успокоил его, сказав, что они всего лишь сделают круг-другой вокруг замка и вернуться в дом. Оставив ларец на хранение Иларио, Анри вышел следом за Портосом.
- Вот и пошел наш отсчет… – грустно сказал Портос, когда они с Анри шли по дорожке из гравия. Ветер трепал верхушки деревьев, срывая листья, гулко стучал по стеклам ветками. – Арамиса больше нет… и у меня странное предчувствие насчет Атоса.
- Отец написал письма всем вам, но поскольку я все равно ехал через ваше поместье, то решил лично вам сказать. А Атосу и дАртаньяну я отправил письма отца. Вполне возможно, что они их уже получили…
- Ты их что, орлиной почтой отправил? – попытался пошутить Портос.
- Нет… - улыбнулся Анри. – Всего лишь иезуитской…
- Ну, тогда понятно… - хмыкнул великан.
Его не покидало странное предчувствие. Словно что-то должно было случиться… Было что-то напряженное в порывах ветра, ломающих ветки на вековых дубах.
Додумать свою мысль Портос не успел…
В этот момент они с Анри как раз завернули за угол, после которого уже шла прямая дорожка к входу в дом. И едва они сделали несколько шагов по этой дорожке, как один из дубов надломился пополам и одна его половина стала медленно падать на них.
Все, что произошло потом, длилось доли секунды, но Анри показалось, что это была вечность…
Портос, первым увидев падающий дуб, успел оттолкнуть Анри, и принял на себя основной удар. Анри лишь слегка зацепило краем. А дерево, гулко ударившись о гравий, погребло под собой Портоса.
Анри бросился помогать другу отца, но в одиночку не смог даже на миллиметр сдвинуть мощный сук. На шум уже бежали слуги.
- Держитесь, прошу вас, держитесь… - умолял он, сидя на корточках возле Портоса.
- Слишком тяжело… - прохрипел великан…
В глазах периодически темнело, грудь нестерпимо сдавливало… На мгновение взгляд его просветлел и он с удивлением, которое тут же сменилось облегчением, увидел за спиной Анри… Арамиса… Тот стоял, благодарно улыбаясь, и смотрел на Портоса… Ведь его друг только что спас жизнь его сыну… А потом он протянул Портосу руку…
- Спасибо, что выполнили обещание… и подождали меня… - прохрипел Портос…
Повернувшись к Анри и подбежавшим как раз в этот момент слугам, он успел прошептать – Похороните меня рядом с Арамисом… - и, улыбнувшись, закрыл глаза… СЕРДЦЕ ВЕЛИКАНА ЗАМЕРЛО…

Буря, убившая уже второго из дружной четверки на своем пути, медленно уходила на восток…
А шокированный произошедшим Анри сидел на ступеньках дворца Портоса и, глядя на угасающую бурю, вдруг подумал… - «Господи… настоящие друзья… они едины и в жизни, и в смерти…»…